Герд Гигеренцер: Понимать риски. Как выбирать правильный курс

Террористы наносят удар дважды. Сначала они нападают на нас, используя физическую силу, а затем последствия террористической атаки оказывают воздействие на наш разум. Их первый удар привлекает к себе все наше внимание. Миллиарды долларов тратятся на создание гигантских бюрократических организаций, включая Агентство национальной безопасности, и на новые технологии, такие как устройства объемного сканирования, позволяющие обследовать любые участки тела, скрытые под одеждой. Второй удар, напротив, остается практически незамеченным. Когда я беседую об управлении рисками с работниками международных разведывательных служб и агентств по борьбе с терроризмом со всего мира, от Сингапура до Висбадена, то они неизменно высказывают удивление, так как никогда даже не задумывались о таком воздействии. Усама бен Ладен однажды с удовольствием объяснял, как мало денег он потратил на причинение США такого огромного ущерба: «Аль-Каида» израсходовала на эту атаку 500 тыс. долларов, а Америка в целом потеряла – по самым низким оценкам – более 500 млрд долларов, то есть каждый доллар «Аль-Каиды» причинил ущерб в один миллион долларов» {9}. Трудно предотвратить атаки террористов-самоубийц, намного проще не допустить появления опасных, основанных на страхах реакций, которые они влекут за собой. Какую именно особенность нашей психологии используют террористы? Дело в том, что события, вероятность которых достаточно низка, но в которых внезапно гибнет много людей, – это так называемые « пугающие» риски {10}. Они приводят в действие подсознательный психологический принцип:

В случае одновременной гибели многих людей возникает чувство страха и стремление избежать подобных ситуаций.

Заметьте, в данном случае это не страх смерти как таковой. Он ассоциируется с особым видом смерти – всем вместе одновременно или в течение короткого периода времени. Когда многие люди одновременно гибнут в результате захватывающего события, как это было в ходе атаки 11 сентября, это вызывает особую тревогу. Но когда такое же или даже большее количество смертей распределено во времени , например гибель людей в результате автокатастроф, то чувство страха, которое мы испытываем по этому поводу, намного слабее. В США, где в дорожно-транспортных происшествиях ежегодно гибнет около 35 тыс. человек, не многих беспокоит смерть в результате ДТП. Психологическое значение здесь имеет не то обстоятельство, что люди, как иногда утверждается, контролируют ситуацию, когда едут в машине, и не контролируют ее, когда летят в самолете. Пассажир, сидящий рядом с водителем, не говоря уже о пассажирах на заднем сиденье, также не контролирует ситуацию, однако все эти люди испытывают мало страха. Мы не боимся умереть в череде ежедневных дорожных инцидентов; мы боимся умереть внезапно вместе со многими другими людьми. Мы боимся редких аварий на атомных электростанциях, а не постоянного потока смертей, вызванных загрязнением воздуха электростанциями, работающими на каменном угле. Мы начинаем бояться пандемии свиного гриппа, услышав прогноз о возможных десятках тысяч смертельных исходов – который никогда не сбывается, – но при этом мало кто боится оказаться в числе тех десятков тысяч людей, которые действительно умирают каждый год от обычного гриппа.

Чем вызвано такое отношение людей к рискам? В истории человечества возникновение подобного страха, вызванного одновременной гибелью многих людей, вероятно, было рациональной реакцией. На протяжении большей части нашей эволюции люди объединялись в немногочисленные группы охотников и собирателей, численность которых обычно составляла от 20 до 50, редко более 100 человек; подобные объединения продолжают существовать и в наши дни. В небольших группах внезапная потеря многих человек могла повысить риск стать жертвами хищников или погибнуть от голода и, таким образом, угрожала выживанию оставшихся в живых {11}. Но то, что было рациональным в прошлом, не остается рациональным сегодня. В современных обществах выживание индивида больше не зависит от поддержки или защиты со стороны малой группы соплеменников. Однако соответствующая психологическая реакция у человека по-прежнему может легко проявляться. В наши дни реальные или воображаемые катастрофы обладают способностью вызывать у людей панические реакции.

Страх перед пугающими рисками, пришедший к нам из прошлого, может подавлять любые вспышки умственной деятельности, не позволяя осмысливать настоящее. Как написал мне один профессор Чикагского университета Лойолы: «После 11 сентября я пытался объяснить моей жене, что риск при вождении машины выше, чем риск полетов на самолете; но я не достиг своей цели». Рациональные аргументы не всегда побеждают страх «из прошлого», особенно когда один из супругов пытается воспитывать другого. Однако имеется одно простое практическое правило, которое могло бы помочь этому профессору: