Олег Егоров - Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра

Тем не менее факты из всего этого моря событий и лиц умело отбираются автором для каждой записи. Жихарев выступает здесь в роли режиссера, компонующего талантливую мизансцену, в которой он не просто зримо или незримо присутствует, но в каждом новом акте красочного спектакля раскрывает новые грани своей «роли» как актер. Он осознает этапы своего взросления и характеризует свойства своей личности через соотнесенность с прожитыми событиями: «Отговели, как следует христианам. Я отдохнул и освежился. Кажется смешно, что в 17 лет нужно было освежение, однако ж это так: в продолжение года насмотришься и наберешься невольно такой дряни, что чувствуешь себя гораздо легче, когда смоешь ее с себя банею покаяния. Теперь только я начинаю понимать, как полезно было для меня это русское деревенское воспитание <...> эти ежедневные утрени, молебны и всенощные, в которых я исправлял должность дьячка <...>» [198].

Особенность авторского образа в дневнике Жихарева в ряду умеренно-субъективных образов заключается в том, что он не просто последовательно раскрывается всеми своими гранями, а показан в процессе формирования этих граней. Наряду с приемами письма автор вырабатывает и свойства своей личности.

Аналогичным способом раскрывается образ автора в дневнике А.Ф. Тютчевой. По своему жанровому содержанию это служебный дневник. Отображенный в нем круг лиц и жизненных ситуаций ограничен императорским двором и соприкасающейся с ним сферой. Это обстоятельство, на первый взгляд, сужает возможности самораскрытия образа. Но для Тютчевой оно, наоборот, служит мощным стимулом поговорить о себе, соотнести и сопоставить свое мироощущение, привычки, взгляды, воспитанные в другой среде, с характерами и судьбами всех тех, с кем ей приходилось общаться в период своей службы.

Тютчева остро ощущает давление среды, духовной атмосферы двора, но подчиняется им лишь формально, по обязанностям. Внешнее давление уравновешивается сильнейшими нравственно-волевыми импульсами, исходящими из ее глубокой, цельной и отнюдь не уступчивой натуры.

Организация событий в дневнике говорит о том, что автор держит их под рациональным контролем. Она не пассивный наблюдатель и если и не деятельный участник, то, безусловно, умный, проницательный критик происходящего. Активность ее нравственной позиции заставляет окружающих высоко оценить ее личностные качества.

Построив свои отношения с внешним миром на системе духовно-нравственных противовесов, Тютчева раскрывает свой образ в последовательности от «кукольного» (замкнутого) состояния до широкого развертывания своих внутренних потенций: «21 января <1853 г.> Я живу как во сне среди нового для меня мира и незнакомых мне людей, живу только внешней и поверхностной стороной своего существа, и где мое настоящее «я» – я не знаю»; «22 января <1856 г.> <...> я <...> всегда испытываю потребность высказать свое мнение очень резко и веду пропаганду с оружием в руках <...>»; «10 августа <1858 г.> Отныне я уже не буду принадлежать самой себе, я буду отдавать всю свою жизнь и свои силы другим, которые, вероятно, за это ничего мне не дадут и даже не будут знать, что я чем-нибудь для них жертвую. Но пусть, – лишь бы я, наконец, обрела на этом пути мир и внутреннее удовлетворение <...>»; «20 ноября < 1858 г.> Я очень рада, что у меня есть дело, и рядом со мной живая весна, без этого я бы впала в меланхолию» [199].

Если дневники Жихарева и Тютчевой раскрывали их образы в юности и молодости, то сохранившиеся фрагменты дневника И.С. Тургенева воссоздают его образ в самом конце его жизненного пути. Несмотря на это, образ автора в дневнике Тургенева является ярким образцом умеренно-субъективной его разновидности.

Своеобразие дневника автора «Отцов и детей» состоит в том, что он отразил пред– и послеоперационный период в жизни писателя, т.е. время, когда его внешняя активность была скована, а внутреннее состояние тяжело больного человека должно быть угнетенным. Тем не менее в дневнике образ автора раскрывается с не меньшей полнотой, чем в здоровом и бодром состоянии духа.

Авторский образ показан не только со стороны волевых качеств, противоборствующих недугу. Он раскрывается с тех, известных по другим источникам, сторон, которые закрепились в сознании всей читающей публики: безупречный эстетический вкус, социальная и творческая активность, высочайшая эрудиция, наблюдательность и коммуникабельность, стремление к бесконечному познанию.