Виктор Кротов - СТАРОСТЬ или СТАРШЕСТЬ? Восхождение по возрастам

Нет ничего зазорного в том, чтобы заранее приглядеться к участкам нашего альпинистского маршрута. Вернее, наоборот – зазорно было бы этого НЕ сделать, если хочешь взобраться повыше и не быть ослеплённым по дороге.

(Старец:) – Оставаться внимательным и зорким, даже если подводит физическое зрение, – это, наверное, самое главное.

Позже мы присмотримся внимательнее к структуре человеческого возраста, а пока снова обратим внимание на древнегреческое «акме». С античных времён представление об этом периоде человеческого расцвета немного расширилось и сейчас охватывает возраст примерно от тридцати до пятидесяти лет.

Столетних людей и сейчас на Земле немало, а со временем будет ещё больше. Поэтому будем условно считать, что «человеческий век» – это и есть век, то есть сто лет. И вот как раз на середине этого века вроде бы заканчивается подъём, то есть завершается «акме», а значит и начинается иная, вторая половина жизни. Её-то и приговорили к тому, чтобы быть спуском. Отдали в распоряжение страшилища старости.

Но что если это всего лишь перевал, после которого – да, можно начать спускаться, а можно перейти к новому этапу подъёма. Это более сложный и более загадочный подъём, для которого нужны новые, особые навыки. Цель его не в том, чтобы достичь определённого возраста, а в движении к вершине своей жизни, которая может вынырнуть из тумана в непредсказуемый момент.

До перевала и после перевала – таковы две половины человеческой жизни, вторую из которых принято называть старостью. Впрочем, из страха перед этим словом его часто заменяют оборотом «пожилой возраст» и другими успокаивающими выражениями.

Страх мешает нам всмотреться в эту вторую половину жизни, понять её особенности, готовиться к ним. Не задумываться о старости означает просто-напросто рассчитывать на то, что тебе удастся помереть в первой половине жизни. А если вдруг не удастся?..

Счастлив тот, кто на это не рассчитывает. Кто не собирается сойти с трассы на середине своего альпинистского маршрута. Ему откроются новые высоты и новые горизонты, хотя вторая часть пути, разумеется, труднее.

(Старец:) – Как обитатель второй половины жизни я согласен с тем, что старость во многом оклеветана. Но стоило бы уже сейчас хоть немного разоблачить те конкретные страшилки, которые на неё навешали.

(ВК:) – Вкратце можно и сейчас, хотя обстоятельный разговор ещё впереди.

В прошлом продолжительность жизни была меньше. В некоторых странах она и сейчас невелика. Поэтому используемое здесь разделение жизни на две половины достаточно условно. Но я пишу не для всех времён и народов, это было бы слишком самоуверенно. Пишу – для своих : для тех, кто будет, может быть, читать эти строки. Но если смысл написанного ясен, то числовая сторона отходит на второй план.

Вторая половина жизни иногда открывает особый поворот судьбы, даже если и первая была увлекательно насыщенной. Такой стала жизнь одного из моих учителей (не только в фигуральном смысле слова, но и буквально) Ганса Трефферса (1932—2008). Голландский профессор социологии, он овладел японской системой целительства Рейки, ставшую со временем интернациональной. И понял – каким-то загадочным путём – что должен нести её в Россию. Мне повезло пройти курсы Рейки у этого счастливого человека. Целителем я не стал, но его уроки впитались в мою жизнь основательно. Это были уроки Старшего.

Что касается физического безобразия, которое якобы непременно сопровождает старость, это правда, смешанная с неправдой.

(Старец:) – Протестую! Это просто неправда. Потому что бессмысленно говорить о красоте и безобразии безотносительно к возрасту. Даже спортивные и всякие другие соревнования проводят по возрастным категориям.

Старение способствует тому, что в облике человека начинают физически проявляться его характер и его душа. Можно сказать и так: психофизиологические навыки переживаний накладывают свой отпечаток.

У каждого из нас в душе понамешано много всякого, и человека не всегда устраивает физическое отражение тех проблем, которые до поры до времени могут быть успешно скрыты во внутреннем мире. Кого-то устроил бы волшебный эффект портрета Дориана Грея, изображённый Оскаром Уайльдом (1854—1900), – конечно, исключая горькое завершение истории.