Бред! Я, что, не могу сама открыть дверь и выйти?! Что, не я теперь решаю как мне поступить? Бред!
То, что должно было быть туалетом, выглядело, как пародия на трон. Три высоченных ступеньки, облицованные коричневым керамогранитом, вели к плоской фаянсовой лоханке неопределенного цвета со сливным отверстием. И, прямо как из иллюстрации про коммунальную квартиру – чугунный бачок на трубе упирался в потолок, с драной, много раз завязанной разными узлами, веревочкой для смыва.
В камере СИЗО (прим. СИЗО – следственный изолятор) я находилась одна. Очевидно, на тот момент женщин-преступниц был недобор, так что за все время пребывания там я лишь дважды, ненадолго имела опыт общения с сокамерницами. Сначала, на день, приводили цыганку-наркоманку, которая с трудом изъяснялась по-русски, все плакала и ныла что-то про оставленных ею детей. И на сутки мне «подарили» стукачку – «подсадную утку», о чем она сама моментально проболталась. Что по заданию следователя ей надо у меня выяснить – как все было на самом деле и тогда будет ей снисхождение. Барышня эта попалась на сбыте крупной партии амфитамина, взяли с поличным. Говорить особо с ней было не о чем, все ее интересы сводились к гастрономическим пристрастиям и сексуальным воспоминаниям.
Лежать было очень неудобно, сидеть тоже, ходить – слишком мало места. Свободного времени для осмысления ситуации оказалось предостаточно. Миллениум. 2000 год. Все мы, рожденные в СССР, хотя бы разок прикидывали – кому и сколько исполнится в этот переломный год. Мне исполнилось 30.
За плечами – бурная молодость, учеба в университете, скоропалительное замужество, рождение дочки и большое количество авантюрных дел, связанных с моим бизнесом. По большому счету это, конечно, был не бизнес. Вместе с распавшейся и разворошенной страной мое поколение, чьи юные годы выпали на «лихие 90-е», мы выживали и пытались зарабатывать на всем, до чего могли додуматься. Запах свободы предпринимательства был острее любых энергетиков и безграничные возможности стимулировали лучше, чем укол адреналина. Правила игры были весьма жесткие, а их несоблюдение граничило со смертным приговором.
Пестрый калейдоскоп событий был столь насыщенным, что за все эти годы я в отпуске была лишь дважды, да и то лучше бы не уезжала. Потом так долго приходилось «разгребать» проблемы, образовавшиеся за время моего отсутствия, что просто жуть.
И вот – вынужденная пауза. Перспектива – до пятнадцати лет лишения свободы. Полное отсутствие информации, связи с внешним миром. Нет постоянных телефонных звонков, нет встреч, переговоров. Нет никого.
Я оказалась в совершенно чуждом для себя мире. Сойти с ума? Хорошо, что еще не надевают наручники, выводя на прогулку в тюремный дворик. Прогулка – один раз в день, где-то на 20—30 минут тупого хождения по кривому квадрату, обнесенного высоким забором с крученой колючей проволокой по верху, со стоящим возле будки охранником с автоматом и откровенно скучающей сонной овчаркой. Видно только небо. И мысль: «А если я сделаю вид, что сбегаю, он реально будет в меня стрелять?»
Поскольку мое заключение выпало на долгие майские праздники, то ни следователь, ни адвокат не собирались утруждать себя лишними телодвижениями. Меня никто не беспокоил.
И вот, немного оклемавшись от пережитого, осмысливая степень подлости «друзей», из-за которых я очутилась в таком чудном месте в статусе «подозреваемого без предъявления обвинения», я решила. Решила, что, что надо разрешить себе жить. Жить по-настоящему. Хватит этой опасной, бесконечной «гонки с препятствиями». Хватит «разборок» и рисков, хождению «по лезвию». Жить надо сейчас, а не когда-нибудь потом. «Потома» может и не быть.
Тридцатилетний рубеж. Дочка выросла без меня. Спасибо уже покойной ныне бабушке, всю жизнь проработавшей воспитателем в детском саду, которая взяла на себя все хлопоты и заботы о правнучке, пока я была занята зарабатыванием денег. Всех не заработаешь, пора «завязывать».
Пытаясь хоть минимально удобно улечься (спасибо, хоть не забрали кожаный плащ!), я мысленно молилась: «Боженька, если этот кошмар закончится, я обещаю кардинально поменять свою жизнь!».
Прошло десять суток моего ареста. Следователь снизошел своим вниманием и меня вызвали. Отводя взор, стараясь не показывать своего недовольства, он объявил, что в связи с отсутствием прямых доказательств моей вины, вынужден отпустить меня под подписку о невыезде.
Читать дальше