Ирина Глотова - Травелог. Все оттенки сибуми

Пустыня Вади-Рам

Пейзаж Вади-Рам называют марсианским. Нет-нет, земной! Живой, с ароматом сибуми. Как никогда остро чувствую бесконечное множество точек сопряжения земной жизни в единую терпкую солидарность тотальности. Модуль InSight тоже из наших. Люблю!

На жидкокристаллическом экране оттепели завис эпизод утреннего чаепития. В режиме дрейфа фланируют чаинки «белой обезьяны», предвещая блуждающую терпкость вкуса.

Увлекаюсь предельной скоростью замедления. СейДень – в нем тонкой слоистостью уложены прошлое, будущее… медленнее, ещё медленнее.

Войлок рутинной вседневности. Сцепленность дня с днем ворсом колебательных движений. Высокая концентрация однообразности взывает к жизни имитацию, становящуюся самодовлеещей стихией.

Теплю-раздуваю огонек противоречия. Прижимаю свои ворсины, когда иные их топорщат и наоборот. Молчу в гомоне, говорю в тишине.

Выскользнуть-взвиться… и гори оно все ясным пламенем!

Антициклон, за бортом -15* (хорошо не -51*), по дому летают гипсово-цементные облака, посматриваю на шальную графику нестеклопакетного окна, пью чай и думаю, что повышаю мерность пространства.

Березовый каскад стойко диагоналит в оконной раме слева направо, значит потянуло с севера.

Гипержест стойкого холодного напора считывается позвоночником на рептильном уровне и добавляет в палитру чайных оттенков квазиструнный эффект с особым полем странного аттрактора чаепития, творящего одновременность неодновременного.

Слушаю чай в стиле сибуми.

Ты конечно знаешь, как работает механизм Евроазиатского надрыва.*

Движение, точнее пахтание вмещающей среды, осуществляется двумя крылами. Одно продуманно-аналитичное, другое легировано холизмом.

Ощущаешь себя четырехмерным пространством в расширяющейся трехмерной оболочке; потрескивание, потеки, провалы, тоска и славность поЯтия.

Делишься, делишься, делишься…

=================

*Проживание и происхождение, а потому причастность к Евразийскому региону подразумевает некую гибридность в способе мышления. Европейская аналитичность слитая с азиатским холизмом (цифровой и аналоговый тип мышления) творит трагически-изломленную картину мира, везде ощущаешь свою инаковость, будто пребываешь на экзистенциальном сквозняке. Если хватает ума, то ловишь этот холодящий луч и пишешь им тексты. Потом, правда, не знаешь что с ними делать и потому просто делишься с любым резонирующим.

На провисшем проводе, тянущемся к соседнему дому, пара птиц, по всей видимости – галки. Раскачивание в холодных порывах ветра никак не влияет на устойчивость их сидения. Вписанность малого естества в естество большое, с его циклами, перепадами, турбулентностями и обновлениями завораживает ворожбой непредсказуемой устойчивости.

С козырька сошёл минилавиной ночной сугроб, пухло и величественно, добавляя картине объемность случайности.

Галки дремлют.

Ёмкость ока января на просторах Московии, то что можно назвать окоёмом, ничуть не ограничивается нависшим веком мглистой облачности.

Скорее, приобретает форму сна наяву, с криптографическим дизайном заторможенности и активности, ставшего и становящегося, прошлого и настоящего.

Чуть вздрагивает ресницами горизонта, впуская бледную подсветку и тут же гасит.

Будни бросают тебя на съедение времени. Печальная материя бытия ткется в формате будней и буднями объединяет многих. Есть ли что-то онтологически превосходящее будни? Думаю, расцепленность праздности, предводительствуя в парламенте инстинктов способна надстроить этаж в логике противостояния съеданию. Причём этаж в трансверсальном модерновом стиле, со смещением вбок.