Терентiй Травнiкъ - Блокнот для записей. Очерки интросоциальной публицистики

Это не стихи – это завязь. Их автору еще только предстоит собраться в бутон, раскрыться лепестками, вызреть в плод, быть надкусанным недовольными критиками и осторожными читателями. И если после всего этого он продолжит писать, то есть вероятность, что душа его наберется опыта и заговорит стихами. Как это будет выглядеть? Просто: он перестанет сочинять, а станет писать правдиво. Из его строф уйдет мыслеплетение, а желаемое перестанет выдаваться за действительное. Исчезнет стремление кому-то угодить написанным, но уважение к читателю останется, став иным. Он перестанет читать стихи со сцены и искать покупателя для своих книг. Он прекратит называть себя поэтом, ибо за него это будут делать те, кто его в нем разглядит. Но самое главное, он примет ответственность за сказанное им, а когда и восторги, и печали поэтического артистизма угаснут, им на смену выйдет самая обыкновенная зрелость. Собственно, с этого и начинается большая поэзия.

От перестановки мест слагаемых сумма меняется только в одном случае: если количество переходит в качество. В один из дней ваши забавы в искусстве могут прекратиться, и вы напишете совершенно иное стихотворение, картину или мелодию. К вам придут легкость и простота, а мукам творчества, если таковые имелись, придется собрать вещички и покинуть вас. Если это произойдет, то спешу вас поздравить, ибо вы выздоровели – исцелились от лихорадки вашего эго, вызванной занятиями искусством. Радуюсь вместе с вами, теперь вы стали творческим человеком: вас перестанут оценивать, обсуждать и, в конце концов, замечать. Вы станете мало кому нужны, кроме Бога, а ваши произведения уложатся в социум также просто и естественно, как яйца, откладываемые по весне птицами в гнёзда. Пройдет немного времени, и они обретут крылья и разлетятся по свету. Собственно, это и есть творчество – самое точное исполнение Любви, на какое способна наша душа.

Критика, какой бы необходимой она ни была, – всегда ведет к нездоровью души, и высшей степенью этого распространенного недуга является осуждение. Один из способов избежать перерастания критики в хроническое заболевание – это не высказывать своего мнения там, где вас об этом не спрашивают, дабы не пестовать собственное умничание, неизбежно возникающее в подобных ситуациях. Ум, жирующий на умничестве, как обжора на сдобе и бисквитах, лишает душу всякой возможности хоть немного, но прикоснуться к подлинной красоте бытия. Ослепленный важностью собственной интеллектуальщины, такой человек попадает в стойкое заблуждение относительно собственной правоты, не понимая, что решение возникшей задачи находится, собственно, в другом: не заметить чью-то оплошность, не ткнуть бедолагу носом в его неточности, а потерпеть и дождаться, пока сам Бог выполнит всё необходимое для его роста.

Сегодня вечером я, как всегда, долго гулял. Летний жаркий день нередко сподвигает к таким послезакатным прогулкам, а потому домой я не спешил, а прохаживаясь по загородной тихой улочке, коих в избытке во всяком дачном поселке, наблюдал, как плавно и тихо угасает еще один день моей жизни. Никакого особого умения здесь не надо, чтобы в этих наплывающих вечерних сумерках ощутить… раннее утро. А что, все действительно похоже: и это светлеющее небо над кромкой леса, и тишина, и должная этому часу свежесть. Вполне по-утреннему, а все равно как-то не так.

Так что же не так? Что мешает мне принять этот тихий вечер за ранее утро? Взять, откинуть эти 22:30 и внушить себе, что сейчас четвертый час утра, а потому и светает! Но как ни пытайся, убедиться в этом не получается. Так что же мешает? Что не дает именно так увидеть этот час, неужели только одно знание? Ответ прост – утомленность. Да-да, именно моя и всего, что меня окружает утомленность и мешает мне принять происходящее за утро. Если бы я вышел в три часа утра и вот так же прогуливался, то я был бы отдохнувшим и ощущения были бы совсем иные.

Вот вам и ответ: вечером природа и все мы утомлены. Нам нужен сон, чтобы ангелы пропололи ниву вечного бытия и вычистили из нашей души и души мира сорные мысли и эмоции. Видимо, потому утро, как говорится, и мудренее любого вечера.

Незаметно стемнело, взошла луна, окончательно развеяв все предполагаемые ощущения сумерек. По возвращении домой почему-то подумалось, что ранний март почти так же не отличим от позднего ноября, но только почти. И опять вспомнились и утомленность, и отдых: в марте, как и ранним утром, природа всегда отдохнувшая…