Прайди Конфидент - Рождённые с правом на счастье

– Конечно, к новым познаньям, я готов.

– Ты очень многое познал, а завтра получишь ключ к этим познаниям, – сказала она и, улыбнувшись, стала отдаляться от нашей компании. – Помни! На Земле ты мой суженый.

Я некоторое время смотрел ей вслед, а потом обратился к друзьям:

– Ладно, ребята, мне пора просыпаться. Но сначала мне хочется заглянуть в свой сон.

Я снова спокойно закрыл глаза и мгновенно перенесся в тот самый заводской цех. Один из рабочих быстро катил на меня железную вагонетку с каким-то металлическим хламом. Я бросился прочь, но убегать было очень тяжело, как будто я находился в вязкой патоке. Я обернулся, чтобы посмотреть, далеко ли преследующий и с ужасом обнаружил, что тот совсем рядом. Я замер от страха. Вагонетка начала с грохотом опрокидываться, посыпались гаечные ключи, цепи и болты с гайками. Я чуть не взвыл от беспомощности, но в следующий момент проснулся в холодном поту от грохота открывающейся двери тюремной камеры. Да, я все еще находился в тюрьме. Утром заканчивался срок моего заключения.

Камера была около четырех метров в длину и чуть более трех метров в ширину. В тусклом освещении виднелись две кровати у противоположных стен. В углу справа от двери находились унитаз и потрескавшийся умывальник. Облезлые стены были обклеены картинками и фото, вырезанными из глянцевых журналов. У изголовья моей кровати лежала большая стопка рукописных тетрадей и бумаг.

Когда дверь камеры открылась, в проеме показался мой сокамерник. Это был мужчина средних лет со смуглой кожей и вьющимися волосами. Окончательно проснувшись, я сел на кровати. Хмурый тучный надзиратель освободил руки сокамерника от наручников, и заключенный вошел в камеру. За ним с грохотом закрылась дверь и щелкнул замок.

Сокамерника звали Рикки. Он молча подошел к своей кровати и сел. Я заметил, что у него были очень грустные глаза. Какое-то время он сидел, молча уставившись в пол. Он не поднимал головы и, казалось, даже не дышал. Я изредка поглядывал в его сторону, но видя, что сокамерник все еще глубоко в себе, не делал никаких попыток заговорить с ним.

Наконец Рикки приподнял голову и с грустной улыбкой нарушил затянувшееся молчание:

– Что тебе снилось?

– Да так, ничего особенного, – не задумываясь ответил я. – Как у тебя прошла встреча с семьей?

– Все хорошо, – ответил Рикки. – Сын растет, жена работает, в общем – все хорошо, – повторил он опять с грустью в голосе.

– Я тебя никогда не видел таким грустным.

– Не мог же я быть с женой, и все время сидеть с выражением Будды на лице. Она бы меня не поняла, а вот я ее очень хорошо понимаю. Ей будет меня не хватать.

Тут Рикки остановил разговор, и мы снова погрузились в молчание.

– Значит, завтра выходишь на свободу? – нарушил тишину Рикки и как бы невзначай спросил: – Какие чувства ты сейчас испытываешь?

Я замешкался с ответом, подбирая слова. Затем чуть наклонился и посмотрел сокамернику прямо в глаза:

– Рикки, если захочешь… ну, помнишь, ты говорил, что как-нибудь расскажешь свою историю о том, как ты попал в тюрьму. Ведь сегодня я здесь последний день. Другой такой возможности может и не быть. – Тут я осекся от сказанного, затем добавил, – По крайней мере, в ближайшем будущем.

– Может и не быть, – повторил Рикки. – Пока у нас еще есть время, и я могу рассказать, о чем ты просишь.

Он встал с кровати и медленно пошел к двери камеры.

В тот вечер на небольшой заправочной станции, где также выпекали и продавали пиццу, кроме Рикки, никого не было. Время от времени он поглядывал на пистолет, который лежал на полке под кассовым аппаратом. Взглянув на него в очередной раз – посмотрел на часы. Было около девяти вечера. В такое время народу заходило мало, и этот день ничем не отличался от других.

Заправка Рикки находилась на Пятой авеню на пересечении с одной из второстепенных улиц, которая никогда не освещалась как следует. Этот злополучный перекресток и стал причиной, всецело изменившей его жизнь на до и после.

На вышеупомянутой Пятой авеню прямо напротив заправки припарковался черный автомобиль, который при скудном освещении почти не был заметен. В нем находились двое – мужчина и женщина. Взгляды обоих были устремлены в сторону заправки.

– Вроде можно идти, – негромко сказала девушка, сидевшая на пассажирском сиденье, доставая из бардачка пистолет.

Угрюмый чернокожий мужчина плотного телосложения, сидевший на водительском сиденье, оторвал взгляд от Рикки и медленно повернул голову в ее сторону: