Эдгард Зайцев - Сказка про Федота-Идиота и Ивана-Дурака

Вы знаете, я очень хотел написать сказки.

По мере того как писались другие мои книги, желание выпустить именно сказки только росло и крепло. Ведь сказка – это тот язык, который безусловно понимают абсолютно все – и дети, и взрослые. Дети на сказках учатся. А взрослые?..

Взрослые – тоже учатся. Потому что через сказку Взрослый разговаривает со своим Божественным, со своим Внутренним Ребенком.

Я верю, что когда ваш Внутренний Ребенок услышит эту сказку, ему станет чуточку теплее. И вы проснетесь следующим утром и, открыв свои божественные глаза, взглянете на этот мир с чуть большим доверием. Примерно так, как смотрит на мир Иван, прозванный дураком… И мир улыбнётся вам.

Эта сказка родилась в беседах с Юрием Николаевым, членом Союза писателей. Мы придумали героев, их образы и характеры, а потом пустили их в приключения, которые Юра описал самым волшебным и сказочным русским языком. Надеюсь, эти истории вам понравятся!

Эй, народ честной, стар и млад, хмур и весел, честен и лукав, словом, все, кто жив ещё надеждою, любовью и верой, да не погряз в невежестве своём, слушайте!.. Слушайте да внимайте, ибо речь пойдёт о нас грешных, и только не говорите, что это не про вас, не о вас, не о ваших думках потаённых, проказах нелепых и грешках обыденных, но возрадуйтесь, коли себя узреть сумеете в поступках достойных вздоху счастливому да хвалы Божьей…

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Царь. Наречён монарх при рождении был Пантелеймоном. И было у Царя два сына, два брата-царевича – Иван да Федот.

Федот – сын старшой, был двадцати трёх лет от роду, крепко сбитый молодец, собою видный да умом не обиженный.

Иван – младшенький, осьмнадцати годков, весёлый да улыбчивый, озорной в меру и расторопный не по годам.

Так получилось, что восемнадцать лет тому назад осиротели братья: почила преждевременно матушка их – Царица и оставила она мир сей бренный в муках родовых, являя на свет божий царевича Ивана.

Царь в безутешности своей погоревал-погоревал, да смирился. А вот Федот злобу лютую затаил на брата: гоже ли матушку на тот свет спровадил, да совестью не мается, не молится еженощно, не отбивает поклоны в мучениях душевных.

А что же Иван?

А Иван ничтоже сумняшеся мысленно простил себя ужо давно, ибо сказано ему было: пришёл ты в мир, чтобы жить-поживать, себя, да людей радовать!

Сказала сии слова мудрые нянька старая – Пелагея Елисеевна. Воспитывала она Ивана с пелёнок и многое дала ему, став и мамкой, и духовницей, и другом верным. Сызмальства перенял от неё Иван то, до чего некоторые полжизни доходят, был рассудителен, едва говорить научившись, и задумчив – не чета брату. Но вместе с тем был беззаботен и лёгок на подъём.

А вот у братца в няньках был дядька Гордей – отставной денщик царский: усатый балагур, пропахший табаком, прямой в выражениях своих и хитрый бестия – как старый лис.

Так и росли братья, один – под покровительством старого, умудрённого житейским опытом, солдата – важный, благовоспитанный, а другой – держась за подол старой няньки – озорник, непослушник, любопытный и охочий до всего.

Царю, если честно, было не до наследников. То охота, то дела государственные, а то и войнушка какая. Иван да Федот не росли как в поле трава, за ними приглядывали, кормили досыта, забавляли, чем могли – поэтому Государь жил с лёгким сердцем, сыновья были как у Христа за пазухой.

Бывало, выйдет Царь на крыльцо: корона набекрень, вместо скипетра в руках морковка али кочерыжка капустная, стоит, хрустит, окрест оглядывает, да думку какую думает. Потом подзовёт к себе юношей своих, да и спросит: как, мол, соколики, жизнь молодецкая?!

– Молитвами вашими, батюшка, – отвечает Федот, – намедни ворона в макушку клюнула, да крестьянская корова пониже спины лягнула, а так вроде ничего!

– А у тебя, Ивашка, чего?! – любопытствует Царь.

– Всё хорошо, батюшка, – улыбается младшенький, – я просто живу! А ещё мужики вот такенного сома в пруду поймали, а у кучера двойня родилась!..

Так и жили.

Как бы оно было дальше – одному Богу известно. Возможно и доживал бы Царь-батюшка в делах своих царских до конца дней, горя не зная. И сыновья росли бы, не ведая печали, гуляя по полям ромашковым с девицами красными, рыбача и в лапту играя с простым людом.