Юлия Донская - Эмоции. Взгляд психотерапевта

Часто мы даже не замечаем нашего объектного отношения, особенно к детям. Схватили «маленького человека», ложку из рук вытащили, понесли к раковине, мокрой рукой повозюкали по рту и щекам, потом то же самое полотенцем и положили на кресло, словно кастрюлю помыли, и неважно, как он там, он плачет или испугался, приятно ему такое мытье или нет. Кастрюле же все равно, и мы тоже часто не учитываем, что у ребенка есть свой ответ на наши манипуляции.

То же умывание после еды может быть и субъектным. Допустим, мама говорит: «Я хочу тебя умыть». Тем самым мама сообщает малышу о своем намерении и берет ответственность за это на себя, не возлагая ее на ребенка: «Ты же хочешь быть чистеньким?» – а он, может, и не хочет; или «Все на тебя смотрят», «Дядя полицейский заберет такого грязного ребенка», «Так надо, так делают все хорошие мальчики и девочки».

Мама сообщает о своем желании и спрашивает у ребенка, согласен ли он. Если ребенок выражает протест, то можно либо отложить умывание, либо умывать, но показать ему, что вы поняли, что он против. Здесь можно извиниться или сказать: «Потерпи, пожалуйста, я вижу, что ты против». Можно попробовать понять, почему ребенок против. Может быть, он хочет умываться сам или ему не подходит температура воды. В любом случае в таком общении малыш уже не объект: его видят, его слышат, его воспринимают всерьез.

С нашей героиней все было немного иначе. Объектами в большей степени стали для нее родители, которые вопреки своим чувствам, желаниям и нуждам старались ублажить девочку во всем. Она была поздним ребенком и единственным для обоих родителей. Майя была настолько долгожданной, что родители в большей степени выбрали служить ей, а не строить с ней отношения. Они баловали ее как могли, утоляли каждую ее прихоть. Когда Майя смотрела мультики, нельзя было не только переключать канал, но даже ходить мимо телевизора, закрывая на долю секунды экран. Это другой стиль объектных отношений, где уже родители не относятся к себе с уважением и серьезностью. Их девиз: «Неважно, чего я хочу и что я чувствую, лишь бы это ребенку нравилось». И, конечно, следствием таких отношений стала невозможность для Майи испытывать благодарность к другим людям: у нее не сформировалось никакой ценности другого, а ощущение, что тебе все должны, было закреплено большим опытом отношений с родителями. В том числе поэтому просить милостыню оказалось самой удобной профессией: можно требовать положенные тебе деньги у прохожих, ссылаясь на то, что у тебя муж инвалид и ему так тяжело, и при этом возить мужа-инвалида с собой из Подмосковья через всю Москву на нашу встречу, чтобы проезд был бесплатным, как у сопровождающей инвалида.

Несмотря на то что Майя часто использовала других людей в своих целях, она действительно нуждалась в настоящей близости, в присутствии другого, в наличии субъекта – того, с кем можно построить реальные отношения. И каждая из нас в ходе совместной работы так или иначе стремилась к созданию настоящей человеческой связи. А для того, чтобы эта связь была реалистичной, мы обе должны были быть искренними и открытыми. Для меня таким искренним присутствием со стороны Майи был, в том числе, ее рассказ о людях-манекенах. И я со своей стороны тоже пыталась дать искренний отклик на то, как она строит отношения с людьми и, в частности, со мной.

И вот в очередной раз Майя рассказывает о том, как ей трудно жить. В этот момент она смотрит прямо на меня, и я мало-помалу начинаю замечать, как ее жалобный рассказ, ее пристальный ожидающий взгляд на меня влияют. Майя говорит о том, что хорошо бы, если б у нее было хоть шесть тысяч – мужу на пальто и еще на шурупы для карнизов.

Я очень отчетливо ощущаю в этот момент неловкость, даже скорее вину за то, что у меня есть шесть тысяч, есть и карнизы, и пальто у мужа.

Она продолжает пристально на меня смотреть и говорить о пальто, что даже не ей самой, она как-нибудь свое доносит, а вот мужу очень нужно. И хотя я понимаю, что ее муж тепло одет, что он, бедняга, ждет ее, потея, в коридоре, но чувство неловкости меня не покидает. Я мысленно пытаюсь найти метафору для своих ощущений: мол, допустим у нее будет шесть тысяч, купит она пальто и шурупы, а карниза-то нет, нет и штор, и ботинок… И вообще на машине удобнее и теплее…

В этот момент я вспоминаю героиню сказки Пушкина – старуху у самого синего моря, и говорю ей об этом, тщательно подбирая слова и следя за ее реакцией. Майя удивляется:

– Думаете, после пальто я еще что-нибудь захочу?