Владината Петрова - Как защититься от хамства. Полная версия

Я поделилась своими наблюдениями с профессором, с которым познакомилась еще в поезде, и тому пришла в голову легкомысленная идея сфотографировать колоритных парней, охранявших девиц на «Арбате» – так русские туристы называли улицу, где до трех часов ночи не закрывались уличные рестораны, магазины и ночные клубы, и повсюду сновало много народу. Как я узнала позднее, при первой же попытке незаметно сделать снимок, на него уставился один из местных «братанов», который быстро сунул руку в карман, будто нащупывая оружие, затем стремительно подошел к нему и попытался забрать фотоаппарат. Попытка оказалась неудачной, и тогда болгарин вынул из кармана нож и перерезал тесемку, на которой висел фотоаппарат. Отбежав на некоторое расстояние, он засветил пленку и аккуратно положил фотоаппарат на лавку, откуда хозяин благополучно забрал его. «Вы правы, – сказал профессор, – наш преступник действовал бы совсем иначе. Он подошел бы вплотную и принялся бы угрожать и запугивать, требуя засветить пленку. Этот же не произнес ни слова».

Настало время возвращаться домой. Мы с профессором Вороновым возвращались в один и тот же день, а потому решили взять билет в одно купе, чтобы как следует поговорить о проблемах филологии. Возле вагона мы увидели проводника и спросили его, какой номер у этого поезда. Проводник молчал, не отвечая на наш вопрос. Мы спросили у него, с какой платформы отходит поезд «София-Москва», опасаясь ошибки, но проводник лишь равнодушно пожал плечами, не произнося ни слова. «Может быть, он не понимает по-русски?» – предположил профессор. Поскольку проводник выглядел весьма оригинально и по внешности напоминал певца Игоря Талькова – с длинными волосами, в белой рубашке, какие носили в XIX веке – мы подумали, что он скорее болгарин.

«От кой коловóз трыгва влáкыт за Москва́?» 2 2 С какого пути отправляется поезд до Москвы? – обратился к нему профессор по-болгарски. Проводник мрачно молчал. «Кóлко минýти е престóят на влáка на тáзи спи́рка?» 3 3 Сколько минут стоит поезд на этой станции? – спросил профессор, опасаясь, что перепутал поезд, но проводник не отвечал. «Может ли быть, чтобы проводник не понимал ни по-русски, ни по-болгарски?! – изумился профессор. – Что же нам теперь делать?!» «Может быть, он итальянец или еще кто-нибудь?» – неуверенно предположила я. «Do you speak english?» – спросила я, но проводник только повернулся спиной и поднялся в вагон. Тут подошли еще пассажиры, и мы убедились в том, что не ошиблись поездом.

Расположившись в купе, Воронов решил открыть окна, поскольку было душно. «И́мате ли не́що проти́в, а́ко отво́ря прозо́реца?» 4 4 Не возражаете, если я открою окно? – сказал он проводнику, проходившему мимо, и для понятности потянул за рычаг. «О́кна не открывать, я сказал!» – рявкнул проводник на чистом русском языке…

Едва войдя в поезд, мы почувствовали, что очутились на родине. В двух купе справа сидели русская преподавательница, мальчик-подросток и три девчонки помладше, приезжавшие в Болгарию на фортепианный конкурс, а также бабушка одной из учениц. В купе слева от нас разместились двое русских мужчин, у которых был внушительный багаж с каким-то товаром. То справа, то слева раздавались нравоучительные речи, которые, конечно, имели разное содержание, но по интонациям были удивительно схожи.

«Ты чего не пьешь пиво?! – выговаривал один из торговцев соседу. – От пива может быть только польза, особенно если ты язвенник. Если ты не пьешь пиво, значит не мужик. Выпить даже Есенин любил!» «Оля, – слышалось справа, – запомни раз и навсегда: кто с детства слушает эстрадную музыку, у того портится слух и эстетическое восприятие. Убери свой плеер! Вот, например, знаменитый руководитель детского хора, Струве, когда ездил с ребятами на выступления, говорил им…» и т. д. и т. п.

Каждый русский знает: если к нему подходит посторонний человек, это значит, что ему хотят сделать замечание или что-то посоветовать

Очевидное сходство этих нравоучений заключалось в том, что речь в них шла о вещах, совершенно не касающихся говорящего и не затрагивающих его интересов, а в качестве подтверждения правильности замечания, как правило, использовалось чье-нибудь авторитетное мнение, по большей части выдуманное. Во всяком случае, Струве навряд ли мог сказать что-нибудь о вреде слушания эстрадной музыки, поскольку в его время не только плееров не было, но и магнитофоны являлись роскошью, да и любовь Есенина именно к пиву оставляет место сомнениям.