– Да что это за радость такая, бабушка, коричневые яйца дарить? Может разноцветными их сделаем?
– Это как же?
– А помнишь, тятьке моему церковный староста краски на сохранность оставил, али попробовать?
– А чего ж, попробуй. – А сама рада-радёхонька, что внучка очнулась от горя наконец.
Размешала Мурьюшка порошки на желтке, вспыхнули краски ярко, засветились!
– Ой, бабушка, боязно начинать-то!
– Ничего, Марьюшка, не робей! Глаза страшатся, а руки делают!
Взяла Марьюшка белое теплое яйцо и задумалась чем его разукрасить. Вспомнила, какие мать цветы красные на сарафане для нее вышивала, и осторожно вывела цветок, потом еще один, а вокруг листочки маленькие, изумрудные. Заиграло яйцо, развеселилось, как бабёнка в цветастом сарафане на ладони сидит. За другое взялась. Теперь петухов красных с распушёнными хвостами нарисовала – как живые! На третьем – травы волшебные зацвели, запахли, потом кони тонконогие зарезвились, звери диковинные уши навострили.
– Ах, Марьюшка, откуда у тебя уменье-то взялось? – знать песнями народными хороводными да матушкиными сказками красоту она в себя впитала, а теперь и пробудилась.
На утро бабушка с внучкой пошли соседей поздравлять, яички раздавать. Все ахали от таких расписных яичек, и не верят, что это Марьюшкина роспись. Все жители села радовались такому великому празднику, христосовались, целовались, пели песни да приплясывали. Только к вечеру героини вернулись домой, уставшие, но довольные.
Легли почевать. А ночью, Марьюшке приснился сон. Видит она: выплывает тихо из тумана узкая ладья, борта резные, нос двумя головами лошадиными украшен, а посерёдке женщина в длинном белом платье стоит и улыбается мило. Смотрит Марьюшка пристально, не поймёт, кто это? Туман мешает. А ладья уже мимо неслышно, как перо по небу, проплывает. На голове у женщины венок из цветов небывалой красоты, облака пушистые, а солнце раздает яркие лучики. И вдруг женщина эта глянула на неё и тихонько спрашивает: «Помнишь меня, доченька?» Вскрикнула Марьюшка, вскочила на ноги, лицо от слёз мокрое. «Матушка, ведь это ты была?»
На память о сне, Марьюшка не разгибаясь вышивала и рисовала волшебную ладью с двумя головами. Благо, что от матушки осталось достаточно ниток от ее рукоделия. А бабушке рассказала свой сон, та взяла внучкину руки в свои, погладила по головке и говорит:
– А ведь у тебя, Марьюшка талант, тебе надо обучиться у хорошего мастера художественному мастерству.
Пригорюнилась Марьюшка, она и вправду в себе чувствовала силу и большое желание мастерство свое оттачивать. Но, делать нечего, девочка продолжала рисовать картины, но уже на отвлеченные темы. Ей нравилось писать природу. И летом красным, и осенью золотою, и зимою белоснежной, и весной, когда просыпается от зимней спячки всё живое, распускаются подснежники, выглядывая из-под снежного сугроба, и молоденькие листочки на деревьях и кустарниках, и бесконечные ручейки, которые сверкают на ласковом солнышке, своим журчанием радуют слух. А еще Вся горница была уставлена холстами, многие картины украшали стены домов соседей, которые очень рады были получить в подарок картину из-под кисти Марьюшки. За это они делились кто чем, кто угощал пирогами, кто мастерил или правил в доме девочки мебель, покосившееся крыльцо, сарайчики, что тоже требовали починки. Соседи были дружными, чего стоит дед Егор, который всегда оказывал семье помощь, да и всегда недвусмысленно посматривал на бабу Марфу. Марьюшка подтрунивала над ними, а бабушка как молодуха краснела, морщинистые щеки разлаживались от улыбки.
Наступило очередное лето красное – огнём горит. Ячмень уж колючие усы выпустил, а рожь тяжёлым зерном колосья нагрузила. Золотое море на полях волнами перекатывается, а из глубины весёлые васильки синими глазками мигают. Красота такая, что жать жаль. А Марьюшка то уже повзрослела, окрепла, лицом краше не опишешь, с косой до пояса, талия что тростинка, а глаза глубокие как два озерца. На жатву всем селом выходят, чтобы вовремя убрать урожай. Тут и взрослые бабы, мужики и малые помогают. И Марфа со своей внучкой тоже помогают в поле. К вечеру всё убрали, разогнулись бабы, вытерли серпы травой и давай по скошенной ниве с хохотом кататься! Жнивка, жнивка, – кричат, – верни мне силку! Наколотило, намолотило и на кривое веретено! Бабушка Марфа первый сноп в избу принесла и приказала грозно:
– Первый сноп в дом, а клопы и тараканы – вон!
Читать дальше