Андрей Юревич - Методология и социология психологии

Подобные обстоятельства, в терминах М. Г. Ярошевского, на «над-сознательном» уровне (Ярошевский, 1978) создают вектор развития психологической науки, направленный на ригоризацию ее методологии. Суть этой ригоризации состоит не в возвращении к жестким позитивистским стандартам, которые были характерны для психологической науки на протяжении длительного периода ее развития, а в наложении разумных ограничений на тот методологический либерализм, который распространялся в отечественной психологии с конца 1980-х годов и который в своих наиболее экстремальных формах был мало отличим от методологического анархизма (симптоматично, что в последние годы регулярно возникал вопрос об отличиях методологического либерализма от методологического анархизма, например, в версии П. Фейерабенда, хотя, в общем-то, ответ на него очевиден и производен от общего понимания отличия либерализма от анархизма).

Суть представленной в этой книге ригоризованной версии методологического либерализма состоит в сохранении базовых «либеральных» методологических принципов, состоящих в невозможности какой-либо одной, «единственно правильной» психологической теории, в принципиальной возможности различных интерпретаций психологических феноменов, в необходимости их комплексных, многосоставных объяснений, в отказе от позитивистского культа эмпирических методов и др., с дополняющим эти принципы акцентом на преодоление «анархических крайностей», таких как правомерность любых теорий и интерпретаций, признание полной релятивности эмпирических фактов, возможности эмпирически подтвердить все что угодно и т. п.

Следует подчеркнуть, что подобная ригоризация, направленная на разграничение либерализма и анархизма в методологии, не является «изобретением велосипеда», а служит лишь проекцией на методологию отечественной психологии тех процессов, которые отчетливо выражены и в мировой психологической науке. Вместе с тем в данном случае отчетливо выражена «социальная привязка» происходящего в современной российской психологии к происходящему в нашем обществе, основным вектором развития которого становится превращение необузданной и малоцивилизованной свободы, понимаемой как отсутствие любых запретов и ограничений, в свободу цивилизованную и ответственную, основанную на ее разумных – правовых и нравственных – ограничениях. И вполне закономерно, что социальные процессы, разворачивающиеся в нашем обществе, получают отображение в методологических изменениях отечественной психологической науки.

Разумеется, и такая – «ригоризованная» – трактовка методологического либерализма вызовет немало возражений, как «слева» – со стороны «методологических анархистов», так и «справа» – со стороны «методологических ригористов», и породит немало сложных вопросов. Однако в пробуждении вопросов и возражений состоит одна из главных задач любой книги, посвященной методологии психологической науки – как было отмечено выше, одной из наиболее «беспокойных» составляющих психологии. А, наверное, худшее, что может ожидать такие книги, это отсутствие вопросов и возражений.

Одной из особенностей современного состояния психологической науки в России служит сочетание, с одной стороны, высокой востребованности психологического знания и самих его носителей – психологов, с другой – ослабление попыток внести порядок в это знание и явное пренебрежение к методологическим вопросам. Такое сочетание не выглядит сколь-либо парадоксальным: если психологическое знание «покупают», а покупают его повсеместно и очень охотно, значит, оно того заслуживает, а стало быть, нет нужды сомневаться в его адекватности и ломать голову над «проклятыми» методологическими вопросами, которые к тому же, как показывает опыт более чем столетнего развития психологической науки, все равно неразрешимы 1 1 Отметим в этой связи, что, например, по мнению Ю. М. Плюснина, вообще в современном обществе «презентационный» тип поведения ученого, состоящий в применении научного знания, его «разыгрывании» и коммерческом внедрении в практику, вытесняет «классический» тип, заключавшийся в производстве этого знания (Плюснин, 2003). В данной связи уместно упомянуть и мысль И. Ф. Кефели о том, что «время научных открытий сменилось временем использования плодов этих открытий, когда науке дается временная (надо полагать) отставка» (Кефели, 1997, с. 19). . В подобных условиях было бы странно, если бы психологи вместе того, чтобы продавать охотно покупаемый у них товар – психологическое знание (или то, что считается таковым), занялись его придирчивым изучением и выявлением его скрытых изъянов.