Гочмурад Гутлыев - Непонятый о непонятом

Более того, также хотелось бы подчеркнуть, что из-за перекрученных нервов в те месяцы я всерьез находился на грани самоубийства. Пришлось ведь даже срочно чуть ли по очень неприятной статье (иначе не подписали бы приказ) увольняться с армейской службы – в то время я делал успешную воинскую карьеру, и «наверх» уже ушло представление о присвоении очередного офицерского звания. То есть, у меня был в прямом смысле этого слова ежедневный свободный доступ к огнестрельному оружию, чем многократно увеличивался риск не удержаться на той самой грани.

Нагоняю мрачные краски? Если бы…

Ведь суицидальный синдром является наследственной проблемой в моем роду, к описываемому периоду насчитывавшему немалый ряд жертв из-за этого психологического недуга.

Поэтому, чтобы попытаться переключить невеселые думы и постоянно быть в гуще народа и в потоке событий, и взялся за руководство настолько безнадежным проектом. Так с-кать, выбить клин клином…

Ну и где тут, вопреки всем мнениям и ожиданиям тех, кто в прямом и в переносном смысле слова вроде бы находился рядом, мое «всего лишь стремление к диктаторству» и желание «быть впереди планеты всей», из-за которого и вызвался «быть груздем»?

Получилось ли? Результаты давно уже сказали сами за себя: клуб тогда начал развиваться и вверх, и вширь, и я жив до сих пор.

Что дальше? Ничего радостного или тонизирующего, откровенно говоря. «Лекарство» становилось горче и смертоносней самой болезни – появилось все четче становящееся ощущение прямой травли.

Потом, как будто всех тех испытаний, и дальнейшего углубления связанных с ними депрессии было мало, судьба преподнесла мне очередной удар – умер отец, до это пролежавший много лет в параличе.

Как с таким моральным бременем быть еще и в фокусе общественного внимания? Соответственно, так ли крепко я держался за лидерство в клубе, несмотря и вопреки устоявшемуся общественному мнению?

Долго ведь и косвенно намекал, и прямо говорил: «ребята, проведите перевыборы». Безуспешно!

Повторюсь, ни у кого тени сомнений не было, что в реальности руками и зубами хватаюсь за должность, отпихивая всех желающих занять это место, лишь для вида говоря о желании уйти в сторону.

Пришлось пойти обходным путем и намеренно усилить ложное впечатление: «не дождетесь, не сумеете меня сменить!!!».

Зачем?

Просто чтобы подтолкнуть отдельных честолюбцев к конкретным решительным действиям.

Придется сделать небольшое отклонение: музыка всегда для меня всегда была и есть чем-то вроде светлого окна в сумрачной повседневной жизни. К тому же, в то непростое время живые мелодии были еще и «витамином настроения». Поэтому старался не пропускать ни одного заседания Ашгабатского бардклуба, где бы они не проводились – в виде квартирников у кого-либо дома, или каждый вторник в Доме офицеров. Подчеркиваю – по вторникам!

Вот как раз туда скоро и притопала «бравая» троица, убеждать меня силовыми методами уйти с должности руководителя альпклуба «Агама». Честно говоря, несмотря на раздражение и вроде бы абсолютно неподходящее время для наблюдательности, меня серьезно позабавил их четко обозначенный настрой. Валера Чарушкин был крайне агрессивен, что демонстрировал желчной манерой говорить и сжатыми кулаками. Чувствовалось, что удара в прямом смысле слова следовало ждать в любую секунду.

Виктор Вязьмин, похоже, единственный из них осознавал некую двусмысленность их поступка. В нем чувствовалась смесь растерянности, стыдливости и какого-то упрямства.

Игорю Попову («Дангасар») было все по барабану – от него веяло добродушием и спокойствием. Его поведение напоминало обыкновенное «сообразим на троих» – как будто он проходил мимо гаражей, и его элементарно позвали попить пива.

Вызвав меня в темный, плохо освещенный коридор, и уведя в конец к наглухо закрытому окну, подальше от комнаты, откуда доносились звуки «серебряных струн», без всякого вступления Валера сразу заявил: «уйди из клуба!».

Однако готовящийся к схватке драчун даже слегка опешил, когда я спокойно и холодно ответил: «проведите перевыборное собрание, и заберите печать».

Так эти ребята и не поняли, что ломились тараном в открытую дверь, к тому же, вдобавок, и снятую с петель для облегчения прохода…

В чем еще заключался изощренный садизм этой сценки, выбранного ими часа «разборки»: повторюсь, я ведь приходил в бардклуб найти душевное спокойствие, и хоть там слегка отвлечься от мрачных рутинных мыслей.