Дмитрий Леонтьев - Психология смысла - природа, строение и динамика смысловой реальности

Причиной этих трансформаций выступает личностный смысл, характеризующий те или иные элементы ситуации в аспекте их связи с жизнедеятельностью субъекта, места и роли в ней; при этом трансформация образа может сопровождаться, а может и не сопровождаться эмоциональной индикацией. Мы считаем необходимым остановиться подробно на описании и систематизации эффектов трансформации образа по причине их неизученности, ограничившись при этом анализом искажений отдельных параметров воспринимаемых объектов и явлений, и не затрагивая структурирование образов целостной ситуации. Непревзойденным по сей день феноменологическим описанием такого структурирования является анализ восприятия одного и того же ландшафта в мирной обстановке и в условиях военных действий, выполненный К.Левином почти 70 лет назад (см. Lewin, 1982, с. 315–325).

Остается сделать еще одну оговорку. Трансформации образа могут быть порождены как устойчивыми особенностями структурирования личностью целостной картины мира, так и преходящим влиянием сиюминутных мотивов. Немало зависит также от самих воспринимаемых объектов и явлений. По отношению ко многим из них мы уже обладаем определенным априорным отношением, которое является следом опыта взаимодействия с этими объектами и явлениями, отражает их жизненный смысл и фиксируется в личности в форме диспозиционных структур и структур субъективной семантики ( Артемьева, 1986; 1999). В то же время и новые для нас объекты и явления также с самого начала вызывают пристрастное к себе отношение, оцениваются под углом зрения их личностного смысла. В данном разделе, описывая феноменологию структурирования и искажения образа его личностным смыслом, мы не будем различать трансформации, обусловленные устойчивыми и ситуативными причинами; это различие – различие факторов, которые могут порождать личностный смысл – будет раскрыто в последующих разделах.

Описание феноменов личностно-смысловых трансформаций образа мы начнем с рассмотрения трансформаций пространственных измерений в картине мира, которые, как показал А.М.Эткинд (1979), сами по себе несут мощный аффективно-смысловой потенциал. Примером такого искажения, кочующим из одной публикации в другую и из одного контекста в другой, являются результаты выполненного в 1947 году эксперимента Дж. Брунера и К. Гудмэна (см. Брунер, 1977, с. 65–80), в которых был зафиксирован факт преувеличения детьми видимого размера монет по сравнению с аналогичными картонными кружками, причем степень искажения была тем больше, чем больше достоинство оцениваемых монет. Эффект преувеличения оказался существенно выше для детей из бедных семей, чем для детей из семей богатых. Преувеличение размера оказалось характерным не только для объектов, обладающих устойчивым, фиксированным смыслом: Лэмберт, Соломон и Уотсон получили эффект преувеличения размеров жетонов, за которые дети могли получить конфеты в специальном автомате. Характерно, что когда дети перестали получать что-либо, эффект переоценки величины исчезал (см. Рейковский, 1979, с. 215).

Тенденция к преувеличению значимых объектов распространяется и на объекты, отношение к которым является отрицательным. Так, Брунер и Постман, исследуя восприятие величины символических изображений, обнаружили эффект преувеличения по сравнению с нейтральным изображением изображений как знака доллара, так и свастики, хотя для свастики преувеличение было меньше, чем для знака доллара ( Bruner, Postman, 1958). Этот эффект, которому Брунер и Постман не дают убедительного объяснения, можно рассматривать как отражение их смысла как потенциальной угрозы (ср. понятие «значимость-тревожность» у М.А.Котика (1985)).

Трансформациям подвергаются отнюдь не только символические изображения. Так, исследования образа «физического Я» показали, что женщины с нормальной комплекцией, позитивно оценивающие собственную внешность, склонны видеть себя более тонкими, чем они есть на самом деле, а женщины, недовольные своей внешностью, воспринимают свою талию более широкой, чем в действительности. В обоих случаях искажение образа служит подтверждению исходной оценки (Дорожевец , 1986, с. 9).

Другой вариант искажения образа – образа другого человека – продемонстрирован в интересном исследовании П.Уилсона, который «представлял студентам нескольких классов своего колледжа одного и того же мужчину, называя его “мистер Инглэнд”. В одном классе “мистер Инглэнд” выступал как студент из Кэмбриджа, во втором – как лаборант, в третьем – как преподаватель психологии, в четвертом – как “доктор Инглэнд, доцент из Кэмбриджа”, а в последнем – как “профессор Инглэнд из Кембриджа”. После того, как иностранный гость ушел, студентов попросили максимально точно оценить рост “мистера Инглэнда”. Оказалось, что по мере своего подъема по лестнице научных званий, “мистер Инглэнд” неуклонно увеличивался в росте, так что последняя группа оценила его рост на пять дюймов выше, чем первая. Рост преподавателя, который ходил вместе с “мистером Инглэндом” и звание которого не менялось, во всех классах оценили совершенно одинаково» (см. Кон, 1979, с. 37–38). В этом случае, однако, более вероятно, что личностно-смысловые искажения имеют место не в процессе восприятия, а в процессе извлечения образа из памяти, что, впрочем, почти не влияет на оценку и интерпретацию результатов этого эксперимента в нашем контексте. Тот же эффект в утрированном виде отображен в одном из рассказов Дж. Родари (1985). Его герой – профессор Грозали – всегда становился выше ростом в дни опроса своих студентов, обычно не меньше, чем на четверть метра. Брюки становятся ему коротки, а в кульминационный момент опроса он даже ударяется головой о потолок и набивает себе шишку. Когда, однако, изобретательным студентам удается посеять в нем сомнения в своих знаниях, поколебать его самоуверенность, он сразу уменьшается в росте и в весе так, что в конце концов ему приходится даже встать на стул и подпрыгивать, чтобы увидеть весь класс.