Дмитрий Леонтьев - Психология смысла - природа, строение и динамика смысловой реальности

Второй аспект связан с противопоставлением причинной и смысловой детерминации поведения, которого мы касались в разных разделах работы. В.С.Библер (1992), напоминающий об этом противопоставлении, связывает смысловую детерминацию именно с культурой. Действительно, культурный человек, то есть человек, взаимодействие которого с миром в достаточной степени (превышающей социализационный минимум) опосредовано культурой, – это человек, ищущий смысл или, по меньшей мере, ориентирующийся на смысл. Вполне закономерно поэтому, что способность человека к самоопределению – способность «самостоятельно вырабатывать руководящие принципы и способы своей деятельности», которая отчетливо связана со смысловой детерминацией, постулируется как «базовый компонент личностной культуры» ( Тазман , 1989, с. 7).

Наконец, третий аспект состоит в том, что само усвоение смыслов, транслируемых через культуру, представляет собой сложный процесс, не сводящийся к пониманию. Усвоение культурного смысла предполагает «вживание в него, врастание в ткань того культурного мира, смыслом которого он является. Смысл требует бытийного, жизненного соучастия в нем, сопричастности, натурализации, тогда он выступает во всей полноте своего содержания и функций как носитель уникальных секретов культурного процесса, действий, поступков, образа мыслей и чувств того или иного самобытного сообщества людей» ( Козловский , 1990, с. 34–35). Тем самым мы вновь возвращаемся к принципу бытийного опосредования процессов формирования новых смыслов. Частным случаем этого процесса выступает описанный нами в разделе 3.6. процесс и закономерности усвоения социальных ценностей и превращения их в личностные ценности.

Хотя искусство, безусловно, является частным случаем культуры, мы выделяем анализ искусства как механизма трансляции смыслов в отдельный раздел. Действительно, изучение процессов воплощения смыслов в искусстве представляет собой отдельную и даже более давнюю и более мощную традицию, чем более общая постановка проблемы трансляции смыслов через культуру. А.Н.Леонтьев отмечал, что искусство есть «та единственная деятельность, которая отвечает задаче открытия, выражения и коммуникации личностного смысла действительности, реальности» (Леонтьев А.Н ., 1983 б, с. 237). В данном разделе мы коротко изложим основные положения смысловой концепции искусства, которая нашла более полное отражение в специальной монографии (Леонтьев Д.А., 1998 а).

Мы начнем анализ с того, что же, собственно, видит человек, когда он смотрит на картину, на страницы книги, на киноэкран, на разворачивающееся на театральных подмостках действие.

Один возможный ответ состоит в том, что перед ним предстает отображенный теми или иными средствами фрагмент жизни – или того, что существовало или происходило где-то на самом деле, или того, что, с точки зрения картины мира реципиента, вполне могло где-то существовать или происходить. Положение о том, что художественное произведение несет в себе изображение действительности или какого-то ее фрагмента, стало общим местом во многих трудах по эстетике. Соответственно, произведение искусства тем лучше выполняет свою функцию, тем совершеннее, чем глубже, полнее и точнее в нем находит отражение действительность. Этот ответ очевидно по меньшей мере неполон. «Искусство —… всегда отношение. То, что воссоздано (изображение), воспринимается в отношении к тому, то воссоздается (изображаемому), к тому, что не воссоздано, и в бесчисленности других связей. Отказ от воссоздания одних сторон предмета не менее существенен, чем воспроизведение других» (Лотман, 1994, с. 37).

Другой возможный ответ исходит из того, что художественное произведение – это не копирование каких-то аспектов действительности, а мир, преломленный через личность творца, которая необходимо присутствует в структуре самого произведения, в структуре художественного образа. Именно личность художника, а не тот фрагмент действительности, который он избрал предметом отображения на бумаге, холсте или кинопленке, является основным содержанием художественного произведения. «Рисует ли художник человеческое лицо, натюрморт, пейзаж – все равно получается автопортрет, и вот доказательство. Когда вы увидите Мадонну Рафаэля, то не подумаете: “Это Мадонна”. Вы подумаете: “Это Рафаэль”. Перед “Девушкой в синем чепце” Вермеера подумаете не “Вот девушка в синем чепце”, но “Вот Вермеер”. Увидев анемоны, изображенные Ренуаром, подумаете не: “А вот анемоны”, но “А вот Ренуар”. Так же, когда вы видите женщину, у которой глаз нарисован не на месте, вы не думаете: “Вот женщина, у которой глаз не на месте”, вы думаете: “Вот Пикассо”» (Кокто, 1985, с. 62–63).