Вадим Руднев - Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы

Чудо, магия, ритуал, мифология – все это стоит очень близко к подлинному большому психозу – к шизофрении, например. Я помню, как мой покойный друг-психотик в бреду говорил мне: «Всех людей я убью, но ты, который сделал мне это, умрешь страшной смертью». А дело, по-видимому, шло всего лишь о какой-то сказанной невинной фразе, в бредовом ключе искаженно понятой. Человек-Волк, по словам г-жи Мак Брюнсвик, утверждал следующее:

Он желал убить профессора, желал тому смерти тысячу раз и даже обдумывал способы нанесения увечий Х. в отместку за свои. Но такому увечью, которое нанесено ему (маленький шрамик на носу. – В. Р. ) , заявлял он, равносильна только смерть [Мак Брюнсвик, 1996: 257].

Такое делание из мухи слона, по-видимому, характерно в принципе для бредообразования – паранойяльного, как у Панкеева, и параноидного, как в случае с моим другом.

Но нас в данной связи интересует основополагающая роль обсессивного аспекта при психозе. В чем же она состоит?

Начнем еще раз сначала. Когда Человек-Волк второй раз заболел, он стал повторять слова, которые он повторял всегда в экстремальных стрессовых ситуациях, в частности, «когда в детстве пачкал свои штанишки». Эта фраза – «Я не могу дальше так жить» [Там же: 241]. Так выявляется связь навязчивого повторения с анальной темой (пачканье штанишек). Далее упоминается сначала о навязчивых запорах, которые начались у Панкеева, когда он стал навязчиво носиться со своим носом, а потом наоборот понос. Все это связано с проблемой денег, которая имеет анальные истоки. Дело в том, что до революции Панкеев был очень богат и щедро оплачивал Фрейду свой анализ; после революции он потерял все свои деньги и стал получать от Фрейда пособие, которое тот собирал для своего любимого пациента, столько много послужившего развитию теории психоанализа. При этом Панкеев утаивал от Фрейда бриллианты, которые ему удалось вывезти из России, то есть начал мошенничать и жадничать. Запор и жадность – эквиваленты [Фенихель, 2004]. Г-жа Мак Брюнсвик утверждает, что Панкеев был склонен приписывать деньгам очень большую значимость и власть. Повторение ритуала отдавания / неотдавания денег (запора / поноса) – вот начало психотической экзацербации. Отсюда тянется нить к теме кастрации. Если он не отдаст деньги своему отцу, который на самом-то деле и был богат – а отца он отождествлял с Фрейдом, – то отец кастрирует его, отрежет ему нос = пенис. Кастрация – это тоже что и смерть, отсюда тянется нить к паранойяльной идее ненависти к доктору, который лечил ему нос, желание ему смерти. А перед этим навязчивое, помногу раз в неделю, посещение его в духе Червякова из рассказа Чехова «Смерть чиновника». И, наконец, тема нарциссизма, тоже связанная с обсессией. В детстве, когда за «уродливый» курносый нос его прозвали мопсом, он стал уединяться и читать Байрона [Мак Брюнсвик: 261] (о Байроне как ключевой фигуре нарциссизма в культуре см. [Руднев, 2007]). Когда же у него появился прыщ на носу, он стал «каждые пять минут смотреть в карманное зеркальце» (зеркало – классический нарциссический объект – ср. «стадию зеркала» у Лакана [Лакан, 1997]). Как же связан нарциссизм с навязчивым повторением и все это с психозом, паранойей мести и бредом преследования? Смотря навязчиво на свой нос (не видеть дальше своего носа – это и есть нарциссизм), он понимает свое лицо как анально изуродованный нос – это не отданный долг Фрейеду, за который согласно механизму проекции (ср. случай Шребера) он возненавидел Фрейда и желал именно ему, как выяснилось в анализе с г-жой Мак Брюнсвик смерти, а доктор, лечивший ему нос, был только заместителем Фрейда. Сам «изуродованный» нос – это деформированный стул = пенис, то есть «аранжированный анально», по выражению Отто Фенихеля [Фенихель, 2004], комплекс кастрации. Нарцисссизм всегда – регрессия. Навязчивое повторение, повязанное с нарциссизмом («каждые пять минут смотрелся в зеркальце») – это гарантия не слишком глубокой регрессии. Ведь навязчивое смотрение в зеркало каждые пять минут – своего рода нарциссический понос – на время снимает тревогу. И, наконец, рассуждение Панкеева о чуде. Когда ему вскрыли нос и оказалось, что не все еще потеряно и у него потекла кровь, он почувствовал, что произошло чудо его спасения, учитывая его идентификацию с Христом, можно подумать о крови священного Грааля). Далее он любил рассуждать о чудесах психоанализа и о точности техники своего аналитика г-жи Мак Брюнсвик (в духе проблемы «педантизм и магия»). Но магия анализа в его неточности – произвольные ассоциации. Однако точность интерпретации или другого вмешательства аналитика (см., например, руководство Р. Р. Гринсона [Гринсон, 2004] или методологически важную книгу Отто Кернберга «Тяжелые расстройства личности» [Кернберг, 2000]), которые прекрасно чувствовал поднаторевший в анализе и вообще чрезвычайно талантливый в этом отношении Панкеев, соотносится с пунктуальностью и педантизмом обсессивно-компульсивных нарциссов, которые каждые пять минут глядятся в зеркальце. Как же все это связано с проблемой психоза? Г-жа Мак Брюнсвик пишет: