Гордон Олпорт - Становление личности. Избранные труды

Другой влиятельной фигурой был мой дружелюбный и всегда готовый помочь коллега Гарри Мюррей. Области наших интересов лежат столь близко друг к другу, что по молчаливому согласию мы допускаем «нарциссизм легких различий», чтобы сохранить состояние дружеской отделенности. Я получаю от Мюррея значительное стимулирование и одобрение.

Немного позже, в сороковые годы, я познакомился с Питером Э. Беточчи, ныне профессором философии Бостонского университета, преданным персоналистской школе мышления и хорошо знающим психологическую теорию. Много лет у нас были частые дружеские споры в печати и вне ее. Одобряя общее направление моих мыслей, он хотел бы, чтобы я согласился с действующей силой « Я » и во многом с волюнтаризмом. Против этого я возражаю, но глубоко ценю его философский контроль и его дружбу.

Предложение от Чарльза Стоуна из Дартмута разорвало мою связь с Гарвардом на четыре года. В Ганновере я оказался в приятной и более раскрепощенной атмосфере, обрел свободу следовать собственным склонностям. Я помогал с общим вводным курсом и преподавал социальную психологию и психологию личности. На время летних сессий я обычно возвращался преподавать в Гарвард. Библиотека Бейкера в длинные зимние дни в Ганновере снабжала меня немецкими журналами, так что я мог не отставать от идей в области типологии, гештальта и понимания. Еще со времени диссертации меня посещали мысли о написании общей книги по личности. Ганновер дал мне возможность читать и размышлять над этим проектом. В качестве одного из продуктов этих размышлений я могу упомянуть мой первый профессиональный доклад, предложенный на IX Международном Конгрессе в Йеле в 1929 году. Он назывался «Что такое черта личности?» (What Is a Trait of Personality? 1931). Проблема структуры личности уже занимала много места в моих мыслях. Я вернулся к теме через 36 лет в выступлении перед Американской психологической ассоциацией в 1965 году с благодарностью за присуждение мне награды за выдающийся научный вклад. Я назвал его «Еще раз о чертах» (Traits Revisited).

В числе моих студентов в Дартмуте были Хэдли Кентрил, Генри Одберт, Леонард Дуб, и все они последовали за мной в Гарвард для получения докторской степени. Когда Мак-Дугалл покинул Гарвард, там оказалась брешь в области социальной психологии. В 1928 году Боринг пригласил меня вернуться в качестве доцента, но только в сентябре 1930 года я окончательно получил это академическое назначение. Читателю очевидно, что с 1915 года я был глубоко привязан к Гарварду – увлечение, продолжающееся по сей день.

1930–1946

По возвращении в Кембридж началось безумие. В Ганновере я установил редакционные взаимоотношения с журналом «Psychological Bulletin», отвечая за обзорные статьи в области социальной психологии, и у меня сформировалась привычка читать «Psychological Abstracts» от корки до корки (привычку вскоре погасили конкурирующие стимулы). В итоге я чувствовал себя неплохо знакомым с современной мне областью социальной психологии, и потому наслаждался семинарами и дискуссиями за ланчем с моими коллегами: Борингом, Праттом, Биб-Сентером, Чэпменом, Мюрреем, Уайтом и другими. Аспиранты в области социальной психологии образовали группу, которую мы назвали «Групповым разумом». Несколько лет мы встречались для обсуждения исследовательских программ друг друга в области установок, экспрессивного поведения, пропаганды и радио. Из Англии на время приехал Филипп Вернон и привез уйму инициатив. С ним я смог начать два исследования, на длительное время сохранившие свое значение: «Исследования выразительных движений» (Studies in Expressive Movement, 1933) и «Изучение ценностей» (A Study of Values, 1931). Оба эти проекта покоились на моем собственном «немецком» фундаменте, но воодушевлялись энергией Вернона. «Изучение ценностей» явилось попыткой эмпирического установления шести первичных измерений личностных ценностей, определенных моим берлинским учителем Эдуардом Шпрангером: теоретического, экономического, эстетического, социального, политического и религиозного. Полученный в результате тест, хотя и во многих отношениях нетрадиционный, показал с годами удивительную жизнеспособность. Гарднер Линдсей помогал в его пересмотре в 1951, а затем в 1960-м годах. Я считаю, что измерительный инструмент в области личности гораздо лучше, если он базируется на хорошем априорном анализе, а не на факторных или других незапланированно полученных измерениях.

Мое упоминание Вернона и Линдсея подводит меня к теплому и благодарному признанию счастливого сотрудничества с моими студентами, сотрудничества, которым я наслаждался. В моих совместных публикациях (см. библиографию в «The Person in Psychology») в качестве соавторов, помимо Вернона и Линдсея, встречаются имена Хэдли Кэнтрила, Генри Одберта, Лео Постмена, Джерома Брунера, Бернарда Крэмера, Джеймса Гиллеспи, Томаса Петтигрю и дюжины других. Могу только надеяться, что они разделяли мое удовлетворение нашим совместным трудом.