Жан-Мишель Кинодо - Читая Фрейда. Изучение трудов Фрейда в хронологической перспективе

Исследование истерии, благодаря особому вкладу Фрейда, наполнено клиническими, техническими и теоретическими замечаниями, открывшими новые пути и заложившими фундамент, на котором вскоре возник психоанализ. Среди новых понятий, введенных здесь впервые, три заслуживают особого рассмотрения: это сексуальность, символизм и перенос.

• Роль сексуальности

Хотя Фрейд очень рано установил, что травмы сексуального характера регулярно возникают в рассказах об обстоятельствах появления первых истерических симптомов, вначале он проявлял скепсис, не усматривая здесь причинно-следственной связи: « Недавний ученик Шарко, я краснел при мысли о связи между истерией и сексуальностью, примерно так же, как это обычно делают мои пациентки» (p. 208–209). Но, будучи вынужден констатировать, что в рассказах его пациенток постоянно фигурируют травмы сексуального характера, он признал очевидность того, что сексуальный фактор играет решающую роль в появлении их симптоматики. Позднее он установил, что этот фактор имеет отношение не только к истерии, но и ко всем психоневрозам вообще. Поэтому он назвал их « сексуальными неврозами» .

Хотя Фрейд относительно мало говорит об этом в Исследовании истерии, он несколько раз представлял эту революционную точку зрения в различных статьях того же периода, где повторял, что в случаях невроза и в особенности в случае истерии первичная травма всегда связана с реально пережитым сексуальным опытом раннего детства, до наступления полового созревания. Как говорит нам Фрейд, этот опыт, представлял ли он собою простое заигрывание или же более или менее полный половой акт, « должен быть квалифицирован как сексуальное насилие в самом узком значении этого термина» (1897b, [р. 209]). Введя понятие реальной сексуальной травмы, имевшей место в раннем детстве, Фрейд тем самым выдвинул гипотезу, которой придерживался недолгое время между 1895 и 1897 гг. Как замечает Р. Уолхейм (1971, р. 38), говоря таким образом о реальной сексуальной травме, Фрейд никак не затрагивает тему детской сексуальности, т. е. то, что ребенку свойственны сексуальные влечения. Но вскоре новые клинические наблюдения заставили Фрейда изменить свои взгляды. На протяжении этого периода у него появляются сомнения в реальности описываемой сцены соблазнения: не является ли она скорее плодом воображения, чем реальным опытом? С этого момента он приходит к выводу, что определяющий травматический фактор больше зависит от фантазии и от влечения, чем от реальности сцены соблазнения. Позднее мы еще вернемся к этому вопросу.

• Символы и истерические симптомы

Фрейд также заметил, что существует символический детерминизм в форме, которую принимают симптомы, и особенно этот механизм символизации выражен в случае конверсии. Фрейд приводит различные примеры этой символической детерминации, такие как пронизывающая боль во лбу пациентки между глаз, которая исчезла, как только больная вспомнила о «пронзительном» взгляде своей бабушки, который, по ее словам, « проникал глубоко в ее мозг» (р. 144). Со своей стороны, Брейер также замечает, что часто речь идет о « смешной игре слов, об ассоциациях по созвучию, которые связывают аффект и рефлекс» (р. 166). Наконец, Фрейд упоминает возможность того, что истерия придает « примитивный вербальный смысл» своим ощущениям и иннервациям, поскольку « кажется, что когда-то все это имело буквальный смысл» (р. 145). Однако в этот период он еще очень далек от понятия « мнесический символ» , к которому обратится позднее.

• Черновой набросок определения понятия «перенос»

Мы с удивлением видим, что уже в своих первых работах об истерии Фрейд описал феномен переноса, употребляя именно такой термин. Он начинает разговор на эту тему издалека, упоминая о необходимости установить доверительные отношения с пациентом. Так, описывая катартическую процедуру, он подчеркивает, что для успеха гипноза от пациента требуется величайшее доверие к врачу и даже « полное слияние» (р. 218). Затем, говоря о способе устранения сопротивления, Фрейд подчеркивает ведущую роль, которую играют личные качества терапевта, так как « во многих случаях только они способны подавить сопротивление» (р. 229).

Фрейд прямо обращается к понятию переноса, вникая в причины сопротивления пациента, особенно в тех случаях, когда процедура давления на лоб не помогала. Первоначально он видит два препятствия для осознания сопротивлений: это, во-первых, личная неприязнь к врачу, которую легко уничтожить; во-вторых, страх пациента слишком привязаться к своему терапевту, преодолеть который значительно труднее. Позднее Фрейд добавляет еще одно препятствие осознанию пациенткой сопротивления, которое возникает, « когда больная боится перенести на личность врача те мучительные представления, которые родились из содержания анализа. Это явление постоянно присутствует в некоторых случаях анализа. Перенос на врача происходит из-за ложных ассоциаций» (р. 245). Фрейд приводит короткий пример: пациентка страстно желала, чтобы ее обнял и поцеловал ее знакомый. В конце сеанса она охвачена таким же желанием, чтобы ее обнял и поцеловал Фрейд, и это приводит ее в ужас. Когда она сообщила Фрейду о природе своего сопротивления, его удалось преодолеть, и они смогли продолжить работу. Фрейд определяет этот феномен как мезальянс или ложную связь. « С тех пор, как я знаю об этом, каждый раз, когда я оказываюсь таким образом вовлечен в ситуацию, я могу утверждать существование переноса и ложной связи. Странная вещь, но больные в этой ситуации всегда поддаются на обман» (р. 245–246).