Кен Робинсон - Найти свое призвание. Как открыть свои истинные таланты и наполнить жизнь смыслом

Бóльшую часть учебы в школе наша дочь Кейт считала, что химия не для нее. А потом пришел новый учитель химии – и все изменилось. Вот как вспоминает об этом сама Кейт:

«В школе я была не лучшей ученицей. Ну, не совсем так. Я имею в виду, что в какой-то момент я потеряла интерес к учебе. Сначала я училась очень хорошо. Я обожала читать и писать; мне нравилось рисовать, танцевать, петь, заниматься спортом, изучать разные науки. Мне не претила даже строгая британская школьная форма. Но меня с самого начала определили в группу отстающих по математике. В моей школе учеников делили на разные группы по уровню успеваемости по разным предметам: наиболее успевающие входили в “Синюю группу” средние в “Зеленую”, отстающие во “Вторую зеленую”. Сейчас эта система кажется мне дурацкой. По математике я неизменно входила во “Вторую зеленую группу” и в результате начала бояться цифр и искренне ненавидеть все, что с ними связано. У меня были проблемы с таблицами умножения, дроби до сих пор наводят на меня ужас; мне неприятно даже набирать телефонные номера. То, что меня с раннего возраста раз и навсегда отнесли к группе отстающих по математике, подорвало мою уверенность в себе. Через некоторое время я считала само собой разумеющимся, что способностей к математике у меня нет, и даже не пыталась изменить эту ситуацию. В конце концов, я была отличницей по английскому и французскому и по рисованию и четыре раза в неделю посещала балетную студию, где чувствовала себя абсолютно счастливой. Честно говоря, математика не входила в число моих приоритетов.

С этой идеей – что в точных науках я не сильна – родители привезли меня в Лос-Анджелес. Тут меня снова включили в группу отстающих по математике (здесь ее называли “Математика 3”), и на этот раз я даже не стала делать вид, будто меня это волнует. Я редко выполняла домашние задания, а на уроках в основном рисовала чертиков. Поскольку я и не пыталась улучшить ситуацию, то могла считать, что у меня ничего не получается только потому, что я ничего не делаю, а вовсе не потому, что мне не хватает мозгов. Для меня это служило весьма убедительным оправданием, за которым я вполне успешно пряталась на протяжении доброго десятка лет. Удивительно, что мои учителя по математике, казалось, не имели ничего против такого отношения. По другим предметам я успевала хорошо, и они из года в год просто ставили мне минимальный проходной балл. Но в один прекрасный момент я обнаружила, что уже старшеклассница, что учиться мне осталось два года и я обязана посещать уроки химии.

Мне всегда нравились естественные науки, и до химии все они практически не предполагали математических вычислений. Наверное, эти предметы нравились мне в основном потому, что на них мы рисовали картинки цикла парообразования или делали кораблики, не тонувшие в резервуаре с водой. Химия с ее бесконечными цифрами в таблице элементов и уравнениями, до боли напоминающими дроби, была совсем другой. По сути, она наводила на меня ужас. И я провалила экзамен по этому предмету после первого же полугодия. Второе полугодие десятого класса я наслаждалась дополнительной свободой; мне казалось, что все просто прекрасно. Проблема решена: получу проходной балл – и ладно. Так продолжалось до последнего года обучения, когда я с удивлением узнала, что по химии меня оставили на второй год.

Новая учительница миссис Миллер вошла в класс и начала первый урок. Все пятьдесят минут я провела, обмениваясь записками с приятелем, сидящим за соседней партой. Так продолжалось до первого экзамена, который я, разумеется, провалила. “Ну и ладно”, – подумала я; однако, как ни странно, миссис Миллер придерживалась иного мнения. В отличие от всех моих предыдущих учителей, она явно не собиралась мириться с одной нерадивой ученицей в классе круглых отличников. Она вызвала меня в свой кабинет и отчитала за то, что я на своей задней парте не слежу за тем, что она рассказывает, и за то, что не выполняю домашних заданий. Она сказала, что мое поведение и отношение к предмету неприемлемы для человека с моими способностями. Я была смущена и пристыжена. Но на этом миссис Миллер не остановилась. Она предложила позаниматься со мной дополнительно во время свободных уроков и в обеденные перерывы, но выдвинула условия: я пересаживаюсь на первую парту и даю самой себе слово отнестись к ее предмету серьезно. Что было делать? Я согласилась.

Мы начали со следующей же недели. Каждый день я встречалась с миссис Миллер, чтобы обсудить прошедший урок или спланировать следующий. Прогресс сказался незамедлительно. Каким-то чудесным образом я вдруг обнаружила, что, как только начала слушать учителя внимательно (а работая с миссис Миллер один на один, я просто не имела другого выбора), химия стала мне понятной. Но больше всего меня удивило то, что предмет мне понравился. Я полюбила его настолько, что не просто весь остальной год была по химии отличницей, но и вызвалась подтягивать некоторых отстающих одноклассников. Более того, я начала подумывать о том, не продолжить ли изучать химию и после школы. Я с нетерпением ждала уроков миссис Миллер и с огромным удовольствием выполняла домашние задания по химии. Моя лабораторная тетрадь стала образцом для подражания. Мои уравнения были безупречны. Я даже перестала бояться цифр.