Кейт Фландерс: Год без покупок

Когда я была подростком, то, приходя домой из школы, часто обнаруживала, что моя кровать усыпана газетными вырезками – из статей о росте акций, пенсионных накоплениях, рынке недвижимости и экономических прогнозах. Их собирал для меня папа. Каждое утро он выпивал чайник черного чая, сидя за кухонным столом, и прочитывал газету с начала до конца. Если я не сидела рядом с ним и он не мог положить страницу прямо передо мной, он вырезал статью и оставлял у меня на кровати. «Успела прочитать?» – спрашивал он вскоре после моего возвращения из школы. «Я попозже прочту!» – всегда ныла я.

«Попозже» случалось не часто, и папа об этом знал. За ужином он устраивал игру в «12 вопросов» вокруг статей, что часто превращалось в очередную лекцию, для которой он брал простую тему и доводил ее до абсурда. Тут я обычно выпадала из разговора. «Это важные вещи, Кэтлин!» – говорил он, как только мой взгляд затуманивался. Я понимала, что, раз он называет меня полным именем, значит, хочет сказать что-то серьезное. Обращение «Кэтлин» всегда означало, что дело важное или что у меня неприятности. Но я все равно разглядывала деревья на картине Эмили Карр, висевшей напротив, кивала и повторяла что-нибудь из того, что рассказывал папа. Я всегда начинала с двух слов, которые любого родителя заставят закатить глаза: «Я знаю». В те дни я знала все на свете.

Какой бы скучной мне ни казалась тема финансов в детстве, теперь я понимаю, что мне повезло вырасти в семье, где обсуждали деньги. На самом деле мы обсуждали все на свете. Если твой отец моряк, запретных тем не бывает. Начиная с того, чем мы занимаемся, когда никто не видит, заканчивая порой грубыми, но честными советами о том, что нельзя делать с мальчиками в спальне. Мы делились друг с другом всеми грязными тайнами. По крайней мере в это верили мои родители.

Я и в самом деле говорила им правду о многих вещах, но не обо всех. Например, когда я была подростком, мои родители верили, что я откладывала деньги, которые мне платили за присмотр за младшими братом и сестрой, и я так и не сказала им, что потратила б о льшую часть на алкоголь. К тому времени как я окончила колледж и съехала из дома родителей, они научили меня основам управления финансами, но я так и не рассказала им, что была в долгах с тех пор, как получила первую кредитную карту. Мой отец бросил пить, когда мне исполнилось 10, и он всегда знал, что я пью в компании, но я так и не призналась ему, что пью в одиночку или что дело почти всегда заканчивается провалами в памяти. Моя семья видела, что я правильно питаюсь и хожу в походы, но я так и не сказала им, как часто я ем шоколад в машине или заказываю пиццу, пока я одна дома.

Я обманывала не только мою семью, я обманывала себя, и в основном я врала себе о том, насколько все происходящее отражается на моем физическом и психическом состоянии. Чем больше становилась задолженность на моей кредитной карте, тем сильнее это влияло на мой сон. Чем больше я пила, тем хуже относилась к себе. Чем больше я ела, тем больше веса набирала, и каждый прибавившийся килограмм можно было вычесть из моей самооценки. И чем дольше я притворялась, что все в порядке, тем хуже становились мои дела.

Я месяцами игнорировала выписки по кредитной карте, пока наконец не взглянула на цифры в мае 2011 года и не осознала, что у меня почти 30 тысяч долларов задолженности по потребительскому кредиту. Мало того, у меня осталось только 100 долларов на счету и 100 долларов на кредитке, и на все это мне нужно было прожить шесть недель, пока я не получу зарплату. К тому моменту я как раз достигла максимального в моей жизни веса (94 кг при росте 170 см – это считается ожирением). В 25 лет я опять осела в подвальном этаже у родителей, после того как пересекла всю страну, пытаясь устроиться на новую работу, и пропила все мои сбережения в первые восемь недель.

Долг и сам по себе был достаточно большой бедой, чтобы меня раздавить. Я неделями засыпала в слезах, думая, что у меня нет шансов наладить нормальную жизнь. Я боялась, что никогда не перестану разочаровывать моих родителей и не буду образцом для брата и сестры.

Но я проливала слезы и из-за других вещей, которые не могла изменить. Я уже пыталась бросить пить, но ни разу не продержалась дольше нескольких недель. Я много раз набирала и сбрасывала вес, но так много я не весила еще никогда. Оказалось, что на самом деле я знала далеко не все. Я знала слишком мало, иначе не дошла бы до такого. Я пала ниже некуда и не хотела проверять, дно ли это. То самое «однажды», когда все должно измениться, наконец наступило.