Мюррей Стайн - Трансформация. Проявление самости

Так как же узнать трансформирующуюся личность? Каковы ее черты? Это не обязательно идеальная личность, вызывающая наше восхищение и желание подражать ей. Тот, кто сам находится в процессе трансформации, вследствие этого часто несовершенен, подобно незавершенному еще произведению. Он становится самим собой и в то же время странным образом приобретает нечто совершенно новое. Часто такой человек трансформирует и окружающих, и свою культуру. По моему личному убеждению, только тот, кто пережил или переживает превращение, может стать посредником дальнейшей трансформации.

В четырех главах этой книги мне хотелось рассмотреть несколько факторов, участвующих в процессе полного проявления самости в зрелости. В первой главе я даю описание процесса трансформации во взрослом состоянии и того, каково это – быть глубоко затронутым ею. Затем, во второй главе, я рассматриваю средство, с помощью которого происходит психологическая трансформация: трансформирующий образ. В третьей главе я касаюсь роли близких отношений в процессе трансформации. И в четвертой главе я рассматриваю и сравниваю автопортреты Рембрандта и Пикассо, а также архитектурный манифест Юнга в Боллингене, чтобы на примере этих фигур обозначить некоторые типичные черты трансформирующейся личности.

Главная идея этой книги состоит в том, что трансформация ведет людей к более полному и глубокому становлению самими собой – такими, какие они есть и всегда потенциально были. Перемена к новому, как это ни парадоксально, всегда возвращает нас к чему-то старому. Трансформация – это осознание, откровение и проявление, а вовсе не самоусовершенствование, не перемена к лучшему и не превращение в идеального человека. Трансформирующаяся личность – это некто, кто реализует свою сущность с максимально возможной полнотой и вдохновляет других на то же самое.

Как-то раз в конце ноября, когда я прогуливался по хорошо мне знакомой дороге в холмах Северной Каролины, мой взгляд привлекла толстая гусеница, которая энергично ползла вдоль обочины. Я остановился понаблюдать за ее успехами: в течение следующих тридцати минут она преодолела довольно значительное расстояние по гравию. Осеннее солнце еще припекало, и пока я стоял и наблюдал за продвижением этого решительного существа, на моей коже появилась испарина.

У меня было достаточно времени поразмыслить над тем, о чем же думает гусеница. Я предполагал, что она направляется в укрытие, где примется делать кокон и начнет образование куколки. Это место должно быть безопасным и защищать от хищников, ветра и непогоды. Мне было интересно, думает ли гусеница о том, что ее ждет. Она целенаправленно двигалась куда-то и делала это настойчиво, но знала ли она, для чего это все? Способна ли она предвидеть? Может ли гусеница мечтать о полете?

Вопросы накапливались, но ответов на них не было. После того, как мы совершили совместное путешествие на расстояние около сотни ярдов, гусеница заползла в заросли ежевики и кустов, росших вдоль низкого деревянного забора, и я потерял ее из виду. Она, должно быть, нашла место, чтобы свить кокон и уйти в спячку на неделю или до наступления весны. Если ей повезет и она пройдет это суровое испытание, то превратится в волшебное крылатое существо. Она станет абсолютно иной, станет бабочкой, которая больше не привязана к земле и может порхать над цветами, перелетая от одного к другому, следуя потоку воздуха и своей собственной интуиции. Она выйдет из заточения похожего на склеп кокона, расправит крылья и обретет способность летать.

Как-то раз ко мне в офис пришла женщина тридцати пяти лет, чтобы обсудить свои недавние сны. К моему изумлению и вечной благодарности, она рассказала мне сон о столь глубокой трансформации, что его просто невозможно забыть.

Я иду по дороге, чувствуя себя подавленно. И вдруг натыкаюсь на надгробный камень, смотрю на него и вижу на нем собственное имя. Сначала это шокирует меня, но затем, к своему удивлению, я успокаиваюсь. Я вижу, что пытаюсь вытащить труп из гроба, но потом понимаю, что я и есть этот труп. Все сложней и сложней становится оставаться единым целым, потому что тело больше ничего уже не удерживает.