Ог Мандино - Выбор

Настал День благодарения. Мы с мальчиками смотрели по телевизору футбол, как это делали в течение многих лет, пока Луиза колдовала на кухне. На следующей неделе моя жена и ее помощники начали буквально задыхаться под лавиной рождественской почты. Поэтому ей пришлось отложить ежегодную праздничную беготню по магазинам, которую она предвкушала неделями. Я втайне радовался этой задержке, поскольку не был уверен, что при своем душевном состоянии смог бы перенести вид множества счастливых лиц и звуки рождественских песнопений. Пока Луиза и остальные деловито сортировали поздравительные открытки в поисках достойных внимания писем, я все больше и больше времени проводил в башне, в одиночестве, в ожидании…

Однажды, сидя за столом и уставившись на календарь, я решил сжечь эти страницы, внезапно осознав: мои своекорыстные воспоминания прошлого стали бы ужасным наследием Тодда, раной, которая всегда будет кровоточить от осознания того, что он жив лишь благодаря отцу, согласившемуся поменяться с ним местами. Как глупо с моей стороны! Как недальновидно! Я только открыл ящик, где хранилась рукопись, как в башню ворвалась Луиза.

– В чем дело, милая?

Задыхаясь от бега, она выпалила:

– Вот, – и швырнула знакомый коричнево-желтый конверт, на котором синими чернилами каллиграфическим почерком была выведена моя фамилия. Я вскрыл письмо и прочитал послание на открытке с золотой каймой. Затем прочитал еще раз. И еще.

О тебе помнят.

Я ходатайствовал за тебя и совершил свое первое и последнее чудо.

Список изменен.

После долгого и тщательного обсуждения, принимая во внимание то, что слова твоего крайне убедительного послания до сих пор звучат в райских кущах, было решено оставить все как есть, оставить тебя среди тех, кого любишь. Таким образом, ты можешь продолжать бескорыстно делиться ключом к лучшей жизни со всем человечеством.

Возможно, тебе также будет любопытно узнать, что мое ходатайство достойно поддержал еще один коллега-писатель, чье мнение имеет значительный вес, и зовут этого человека Джошуа Кройдон.

Желаю тебе и твоей семье веселого Рождества и многих лет совместной жизни.

Я так долго стоял, уставившись на открытку, что Луиза, не выдержав, выхватила ее у меня из рук и прочитала, затем вернула обратно.

– Марк, не понимаю. Что все это значит? И эта карточка не подписана. Ни А. В. Саломом, ни Авессаломом.

Я обнял ее за талию и поднял высоко над каменным полом. Потом усадил на диван и все рассказал. Все!

– Боже мой, – повторяла она снова и снова. – И ты скрывал этот ужасный секрет с… того самого полета из Мемфиса. И закончил тур и произнес речь, будто у тебя все отлично!

– Старался, милая, очень сильно старался.

– Удивительно, как ты выдержал. Почему не рассказал мне? Нет, не отвечай. Ты не хотел перекладывать это на мои плечи, верно?

Впервые с тех пор, как я вернулся из рекламного тура, в башне раздался счастливый смех.

В Рождество, самое лучшее в моей жизни, когда все подарки были уже открыты, я обратился к Луизе.

– Сколько времени у нас в наличии до того, как ты представишь нас той вкусно пахнущей индейке из духовки?

– Часа два, – ответила она, – плюс-минус пятнадцать минут. А что?

– Собираюсь прокатиться. Вернусь примерно через час, ладно?

– Конечно. – Луиза вскинула голову. – В Стоддард?

– Да, хочу поблагодарить его. Не могу придумать более подходящего дня, чем сегодня.

– Почему ты думаешь, что мистер Энтони будет там? Полагаю, из-за своих «разовых поручений» ему приходится часто путешествовать.

– Стоит попробовать.

Когда я надевал пальто, в коридоре появилась Луиза.

– Марк, у тебя нет для него подарка. Как ты приедешь на Рождество без подарка?

– Боже, ты права. Есть идеи?

– Да, захвати с собой Тодда. Думаю, старику будет приятно познакомиться со вторым участником договора.

Легкий снежок, падавший весь вечер, все еще оставался лежать на тротуарах, но дорога до Стоддарда была почти пуста и заняла менее тридцати минут. Без проблем я отыскал «Окаймленную березами дорогу», ровно полмили проехал по узкой грязной грунтовке, как и во время своего первого визита, и остановился в поисках просвета в зарослях высокорослой черники. Однако его не оказалось. Сквозь лабиринт голых веток увидел тропинку к пруду. Что-то было не так. Что-то изменилось.

– Давай выбираться из машины, Тодд.

Вместе мы пробились через упрямые переплетенные ветки кустов. Тодд последовал за мной, когда я почти бегом припустил вниз по склону в направлении огромного камина из натуральных булыжников, который, подобно серому айсбергу, возвышался среди молодых сосен и канадских елей.