Джек Кэнфилд: Всё, что душа пожелает, или Фактор Аладдина

В день моего отъезда из дому в колледж отчим вручил мне двадцатидолларовую купюру и сказал: «Если у тебя когда-нибудь возникнет нужда в том, чтобы кто-то протянул тебе руку помощи, протяни вперед свою собственную руку и посмотри на пальцы – именно оттуда тебе и должна прийти помощь». Основополагающая идея этой фразы была ясна как божий день: «Отныне ты человек самостоятельный. Рассчитывай только на себя. Нас ни о чем не проси». Впрочем, и на протяжении предшествующих восемнадцати лет я слыхал от своих матери и отца, а потом от отчима исключительно следующие фразы:

– Если ты когда-нибудь влипнешь в неприятности, то не вздумай, сломя голову, бежать за помощью ко мне.

– О чем это ты? Ничего не знаю и знать не хочу!

– Ты думаешь, деньги растут на деревьях?

– За кого ты меня держишь? Может, тебе мерещится, будто я Рокфеллер?

– Хватит меня дергать, а уж тем более – просить. Больше на эту тему я не хочу ничего слышать!

– Не задавай так много глупых вопросов!

– Мой ответ – раз и навсегда «нет», так что прекрати меня доставать!

– Оставь мать в покое. У нее сегодня и без тебя был трудный день.

– Я сказал «нет» – и это конец!

Я зарабатывал намного меньше денег, чем стоил мой труд, я смеялся над шутками, которых не понимал, и никогда не тянул в классе руку. Я принимал как должное слишком многое, не подвергая сомнению авторитеты, и чуть не откусывал себе язык, когда хотел попросить кого-нибудь о чем-то из ряда вон выходящем. Я с безнадежной тоской смотрел на все, чего мне хотелось, но очень редко получал желаемое. Такова была моя жизнь – жизнь человека, соглашавшегося на меньшее, чем ему хотелось, на меньшее, чем он заслужил, на меньшее, чем самое лучшее, и на меньшее, чем это было возможно на его, то есть на моем, месте.

– А теперь ты должен понять, о Аладдин, Джек рассказал эту невеселую историю, дабы проиллюстрировать пять главных препятствий, не позволявших ему обращаться с просьбами. Во-первых, его держало в ловушке элементарное неведение. Он вообще не знал, что может о чем-то попросить окружающих и что это окажется столь просто. Во-вторых, его ввели в заблуждение собственные ошибочные убеждения. Он считал, что если бы жена действительно любила его, то она автоматически сообразила бы, чего ему хотелось, и сама предложила ему помочь. В-третьих, любой ситуацией, связанной с просьбой, управлял страх, а вовсе не сам Джек. Он боялся получить на свою просьбу отказ и тем самым попасть в еще более унизительное положение, чем прежде. В-четвертых, на пути Джека стояла его собственная гордыня, которая внесла немалую лепту в нараставшую у него в душе обиду по отношению к людям и постепенно начинала играть доминирующую роль в его жизни. И наконец, в-пятых, из-за низкой самооценки и, соответственно, приниженного чувства собственного достоинства Джек не чувствовал себя человеком, имеющим право просить и получать ту помощь, в которой он нуждался и которой заслуживал.

Перечисленные пять препятствий – это звенья одной цепи, которая приковывает тебя к неверному шаблону поведения и не дает обращаться к окружающим с теми или иными просьбами. Пока ты не сломаешь все эти звенья одно за другим и не сумеешь вырваться из плена, на который тебя обрекает создаваемая ими цепь гнета, у тебя не будет свободы действий, которые позволили бы тебе реализовать свои мечты.

В одной старинной притче рассказывается о воре, который где-то украл великолепное одеяние. Оно было изготовлено из самых лучших тканей и прочих материалов – даже пуговицы и те были сплошь серебряными да золотыми. Когда этот тать, продавши похищенное убранство торговцу на рынке, возвратился к приятелям и собутыльникам, самый близкий к нему человек поинтересовался, сколько же он выручил от продажи столь ценного убранства.

– Сто мер серебра, – таков был ответ жулика.

– Неужто ты хочешь сказать, что получил всего сто мер серебра за это воистину бесценное облачение? – спросил у него друг.

– А разве есть число, большее, чем сто? – удивился воришка.