Регина Бретт - У Бога всегда есть работа для тебя. 50 уроков, которые помогут тебе открыть свой уникальный талант

Этот случай и еще те, когда он пел для президентов, – вот его любимые воспоминания.

– Похоже, им понравилось, – говорит Рокко.

Он злится из-за того, что многие певцы поют гимн небрежно. «Почти никто не делает это хорошо», – сетует он. Это трудная песня. Слишком многие пытаются взять ее «с налету» – и тогда гимн похож на птицу со сломанным крылом.

Розанна Бар не пела, а выкрикивала его. Майкл Болтон забыл слова. Стивен Тайлер изменил текст. (На гонках в 2001 году он завершил гимн словами «и родина «Индианаполис-500».) Но это были еще не худшие версии.

– Роберт Гуле, – говорит Рокко, сокрушенно качая головой. – Он был слишком пьян, чтобы допеть до конца.

«Либо делай хорошо – либо не делай вовсе. Это кое-что значит» – вот слова Рокко.

Некоторые исполнители поют национальный гимн, чтобы потешить свое эго, чтобы выступить перед толпой телезрителей, говорит Рокко. Они не проявляют к гимну достаточной любви, а к нему нужно относиться с уважением. Он всегда относился к гимну с уважением. Прежде чем слова гимна слетали с его губ, с них слетала молитва.

Каждому из нас есть что спеть. Это песня, которую кому-то нужно услышать как раз такой, какой она рождается на наших устах и в наших сердцах.

И еще нужно заниматься. Рокко распевался в своей машине до того дня, когда неосторожно взял высокую ноту – и боковое стекло машины треснуло. В трех местах. Впредь он занимался с опущенными стеклами.

Он пел и другие национальные гимны. Польский – для матчей команд по боксу. Венгерский – для баскетбольных матчей. Итальянский – для футбольных матчей. Израильский – когда помощник премьер-министра Израиля был с визитом в Кливленде.

Но он никогда не уставал петь гимн США. Каждый раз во время его исполнения Рокко ощущал связь со своей страной. «Это всегда испытание – спеть его хорошо», – говорит он.

Рокко и Джун женаты больше 60 лет. Когда мы с ним беседовали, ему было 89. К этому времени он уже перестал выступать на публике. Когда «Кливленд Индианс» начали играть на новом стадионе, в команду пришли новые голоса. Рокко относится к этому спокойно.

– Все меняется. Жизнь продолжается, – говорит он людям. – Рано или поздно все приходит к концу.

Он не испытывает никаких сожалений. А если бы его снова позвали, стал бы он петь для них?

Рокко ухмыльнулся и сказал:

– Я спросил бы только: «Когда?»

Время от времени начинаются разговоры о том, что надо бы сменить национальный гимн – заменить «Звездно-полосатый флаг» на «Прекрасную Америку» или «Боже, благослови Америку». Репортеры звонят Рокко и спрашивают его мнение.

– Это красивые песни, но в них нет внутренней драмы «Звездно-полосатого флага». У этой песни есть характер. Она пробуждает патриотизм. Она требует внимания, – говорит он.

Он любит «Звездно-полосатый флаг». Слова «красное пламя ракет, бомбы, взрывающиеся в воздухе» – это для него не просто слова. Это семейная история. Его брат, Николас, погиб во время Второй мировой войны. Ник был сержантом пехоты. Ему было всего 19 лет.

Либо делай хорошо – либо не делай вовсе.

Рокко исполнилось 24 года, когда погиб его брат. Это был тяжелый удар. Когда Ник уходил служить, он сказал Рокко: «Я не вернусь». Рокко прочел мне отрывок из стихотворения, которое он написал о Нике: «Теперь лишь белые кресты лежат друг подле друга; я всякий день молюсь о них, ведь среди них мой брат».

Разница между тем, как Рокко поет национальный гимн, и тем, как поют все остальные, вот в чем: всякий раз, когда Рокко подходит к финальным словам: «О скажи, развевается ли еще звездно-полосатый флаг над землей свободных, над родиной храбрых?» – он знает, что ответ: «да».

Рокко говорил очень тихо, рассказывая о том, как эта песня оказалась его даром, которым он смог поделиться с миром.

– Странно, но кажется, словно что-то вдруг случилось и стало так, – говорит он. – Словно кто-то сказал: это будет твоим главным делом.

А когда находишь свое главное дело, к нему относишься с уважением.

– Работай с ним очень искренне, – говорит Рокко. – Сделай так, чтобы он действительно что-то значил для тебя и для тех, кто его слышит.

История его жизни – великолепное напоминание о том, что у каждого из нас в душе есть своя песня, даже у тех, кто не может спеть ни единой ноты. Когда-то я посещала церковь, где дирижер призывал петь всех до единого, даже тех, кто не был уверен, что у него есть голос. «Если поете мимо тональности, – говорил он, – тогда пойте еще громче».