Дэмион Сирлз - Тест Роршаха. Герман Роршах, его тест и сила видения

В 1895 году Толстой назвал духоборов «явлением чрезвычайной важности», настолько возвышенными, что они являются «людьми 25-го столетия». Он сравнил их влияние с появлением на Земле Иисуса Христа. В 1897 году, за четыре года до вручения первой Нобелевской премии мира, Толстой написал открытое письмо шведскому редактору, утверждая, что деньги Нобеля должны достаться духоборам, а сам вернулся из заявленной ранее «отставки», чтобы написать свой последний роман «Воскресение» и отдать все доходы от него секте. К тому времени Толстой был не просто автором таких популярных произведений, как «Анна Каренина» и «Война и мир», но также духовным лидером, провозгласившим «очищение души». Он вдохновлял людей по всему миру носить простые белые рубахи, становиться вегетарианцами и работать во благо мира – быть «толстовцами». То, что он представлял собой для Роршаха и миллионов других, было не просто литературой, а моральным крестовым походом, цель которого – исцеление мира.

Трегубов открыл Роршаху глаза. «Наконец-то этот молодой швейцарец, который меньше всего в своей жизни заботился о вопросах политики, – писал он из Дижона, говоря о себе в третьем лице, – начинает понимать, что такое политика. Отдельное спасибо за это нужно сказать русским, которым приходится учиться так далеко от своего дома, чтобы найти свободу, которая им нужна». Вскоре он напишет: «Я думаю, окажется так, что мы увидим: Россия будет самой свободной страной в мире, свободнее, чем наша Швейцария». Он начал изучать русский, совершенствуя владение языком в течение двух лет, пока у него не было занятий.

Именно в таком контексте Роршах окончательно обнаружил свое призвание. У него уже возникало желание стать врачом. Анна вспоминала, как он сказал: «Хочу узнать, возможно ли помочь отцу». Но в Дижоне он понял: «Я больше не хочу читать просто книги, как я делал это в Шаффхаузене. Я хочу читать людей… Чего мне хочется – так это поработать в сумасшедшем доме. В принципе, почему бы и не освоить врачебную специальность полностью, но самая занимательная вещь в природе – это человеческая душа, а самое лучшее, что может сделать человек, – лечить эти души, больные души». Склонность к психологии была обусловлена не столько его профессиональными или интеллектуальными амбициями, сколько «толстовским» импульсом лечить души, а также близким общением с такими представителями русского народа, как Трегубов. Когда Роршах покинул «гнойник на склоне горы», он был намерен продолжить свое обучение в школе психиатрической медицины мирового класса, в городе, где проживала одна из крупнейших русских диаспор в Европе.

В конце концов Роршаху удалось наскрести достаточно денег, чтобы поступить в университет. Поскольку его отец был гражданином двух швейцарских городов, Арбона и Шаффхаузена, Герман мог рассчитывать на финансовую помощь от обеих коммун. Говоря конкретнее, это был величайший подарок, который могла ему дать склонность его родителей к перемене мест. Осенью 1904 года, за несколько недель до своего двадцатого дня рождения, он прибыл в Цюрих с ручной тележкой личных вещей и менее чем тысячей франков за душой.

Он был пяти футов ростом, худощавый и атлетически сложенный. Ходил обычно быстро и целеустремленно, с руками, сцепленными за спиной, а разговаривал тихо и спокойно. Он был полон жизни и серьезен, его пальцы с одинаковой ловкостью делали наброски рисунков или вырезали изобилующие деталями поделки из дерева. Его глаза были светло-голубыми, почти серыми – хотя в некоторых официальных документах их цвет описан как «карий» или «серо-карий». В его военном приписном свидетельстве, маленькой книжечке, которую швейцарские мужчины хранят при себе всю жизнь, Герман был признан негодным к службе, как и многие молодые люди, оказавшиеся лишними в стране, где институт армии играл одну из основополагающих ролей. Причиной послужило плохое зрение: 20-200 в левом глазу.

Роршах родился в Цюрихе, но был увезен оттуда в слишком юном возрасте, чтобы помнить город и жизнь в нем. Позднее он приезжал туда вместе с родителями. В своем первом письме к Анне после приезда в 1904 году он написал: «Посетил вчера две художественных выставки, думая о нашем дорогом отце. Несколько дней назад я также отправился на поиски той маленькой скамейки, на которой мы с ним сидели, – и нашел ее». Но вскоре на смену воспоминаниям пришла новая жизнь.

Он планировал остановиться в гостинице, которую держал друг их семьи, помогая по хозяйству в обмен на жилье, но прислушался к совету одноклассника и выбрал более независимые жилищные условия. Некий дантист и его жена сдавали внаем две светлых и просторных недорогих комнаты на Вайнплатц, в двух шагах от протекавшей через центр города реки Лиммат. Дом стоял на месте, где во времена Римской империи, когда Цюрих носил название Турикум, располагались общественные бани. Роршах поселился там за компанию со знакомым студентом-медиком из Шаффхаузена и еще одним парнем, который обучался музыкальным искусствам. У них были общая спальня и рабочая комната, они делились книгами. По признанию Роршаха, такие условия были для него более выгодными, чем для соседей. Студент-медик, Франц Шверц вставал в четыре утра и отправлялся на занятия в анатомический класс, а в девять вечера он уже крепко спал. Музыкант отсутствовал по вечерам и по выходным. Роршах мог заниматься своими делами как по утрам, так и по вечерам. Единственным неудобством было то, что окно спальни находилось прямо под башней церкви Святого Петра, имевшей самые громкие церковные часы во всей Европе, – их удары будили его вне зависимости от его желания.