Джулия Галеф - Мышление разведчика. Почему одни люди видят все как есть и принимают правильные решения, а другие — заблуждаются

Но политика и религия — всего лишь два наиболее ярких примера. Решение кормить грудью или смесью, выбор языка программирования, отношение к капитализму — все это может быть частью вашей идентичности. У такого выбора может не быть готовой этикетки вроде «демократ» или «баптист-южанин», но это не мешает ему возбуждать такие же эмоциональные агрессивные или защитные реакции.

Соглашаться с убеждением — не то же самое, что идентифицировать себя с ним. Многие люди — сторонники научного мировоззрения в том смысле, что соглашаются с формулировкой: «Наука — лучший способ узнать, как устроен мир; поэтому на нее следует выделять ресурсы и ее следует уважать». Однако лишь некоторые из этих людей воспринимают науку как часть своей идентичности, вплоть до того, что проникаются враждебностью к людям, недооценивающим науку, или носят футболки с пронаучными лозунгами, такими как: «Науке плевать, во что вы верите» или «Заткнитесь, невежды, наука реально работает».

Частью нашей идентичности может стать что угодно. Однако некоторые вопросы в этом плане притягательнее других. Почему? Почему дискуссии об опасности искусственного вскармливания гораздо жарче, чем дискуссии об опасности загрязнения воздуха? Почему, если вы хотите купить футболку с надписью: «Я интроверт и горжусь этим», у вас будет широчайший выбор, но вы не найдете ни одной футболки с надписью: «Я экстраверт и горжусь этим»?

Исследования идентичности только начинаются, но я выявила два признака, благодаря которым убеждение превращается в идентичность: это ощущение, что на вас нападают, и чувство гордости.

Верования кристаллизуются и становятся частью идентичности, когда вам кажется, что против вас — весь мир; так из атомов углерода под сильным продолжительным давлением формируется алмаз. Подумайте о религиозных сектах или о субкультурах, которые часто высмеивают. Например, о выживальщиках, считающих, что имеет смысл тщательно готовиться к природным катастрофам или разрушению человеческого общества. Когда вас высмеивают, преследуют или иным образом стигматизируют за убеждения, вам еще больше хочется их отстаивать и вы ощущаете духовное родство с теми, кто разделяет с вами эти убеждения.

Может показаться, что по любому вопросу люди делятся на доминирующее большинство и осаждаемое меньшинство. Однако представители обеих сторон могут искренне считать, что именно их сторона подвергается нападениям. Именно так происходит в «войнах мамочек». Тем, кто кормит смесями, кажется, что они постоянно держат оборону: вынуждены оправдываться за свой выбор и подвергаются осуждению — тайному или явному — как плохие матери. (Им не просто так кажется. В одном опросе 2001 года обнаружилось, что две трети матерей, кормящих грудью, «чувствуют жалость» по отношению к детям-искусственникам [185].)

Сторонники кормления грудью тоже чувствуют себя жертвами агрессии, но по другой причине. Они жалуются, что общество как будто вступило в заговор с целью осложнить им жизнь: в большинстве компаний нет удобного места, где можно уединиться, чтобы сцедить молоко, а оголенная в общественном месте грудь вызывает сердитые взгляды и перешептывания. «Давайте смотреть фактам в глаза, — написала одна кормящая грудью мать, обращаясь к кормящим из бутылочки, — может быть, вы ощущаете себя виноватыми, когда слышите, что для ребенка нет ничего лучше материнской груди. Но до сих пор никого не выгоняли из ресторана за кормление младенца из бутылочки» [186].

Или возьмем атеистов и христиан. Атеисты в США чувствуют, что их преследуют, а они вынуждены защищаться. Многие атеисты сталкивались с обвинениями в безнравственности. Атеисты часто используют термин «каминг-аут»: они годами живут, скрывая от родных и близких свои стигматизированные взгляды, и вынуждены «признаваться» в них. Последний опрос агентства Гэллапа в 2019 году показал: 40 % американцев не станет голосовать за политика из собственной партии, в остальном подходящего на пост, если этот политик — атеист. (Для сравнения: доля избирателей, заявляющих, что не станут голосовать за кандидата-еврея и кандидата-католика, составила соответственно 7 % и 5 % [187].)

В отличие от атеистов, евангелические христиане с большей вероятностью живут в семьях и общинах единоверцев, поэтому не чувствуют себя жертвами преследования в такой же степени. Однако они все острее ощущают пропасть между собой и американским обществом, претерпевшим за последние 50 лет колоссальные юридические и культурные изменения — например, в отношении легализации абортов, однополых браков и темы секса в средствах массовой информации. «Война за культуру кончилась — и мы ее проиграли», — жаловался один христианский лидер в книге «Prepare: Living Your Faith in an Increasingly Hostile Culture» («Готовься: как жить в соответствии со своей верой в окружении все более враждебной культуры») [188].