Мы прошли через множество тяжелых стальных дверей. Чтобы открыть каждую из них, нужен был либо лазерный ключ, либо видео- и аудиопроверка через центр безопасности. Это необходимо, чтобы ни один заключенный не смог сбежать.
Я с нетерпением ждал встречи с монстром, убившим ту красивую молодую женщину, и, будучи не в силах ждать, пока освободится комната для допросов, настоял на встрече с преступником в его камере. Я вошел и увидел его – Ли Уотсона.
Меня часто спрашивают, могу ли я сделать выводы о личности человека с первого взгляда. Разумеется, нет. Однако уже через час или два разговоров с идущим на контакт индивидом можно получить полное представление о нем. Стандартная оценка включает в себя выяснение биографических сведений и психиатрическую экспертизу. Последняя проводится по установленному, но гибкому шаблону, который используют все психиатры для изучения внутреннего мира пациента.
Однако значение имеет не только то, что рассказывает пациент, но и то, как он это делает: как ведет себя и взаимодействует со мной. Я обращаю внимание на то, как он смотрит и говорит: настороженно и односложно или воодушевленно и многословно. Нас интересуют конкретные аспекты, такие как настроение, суицидальные мысли, тревожность, навязчивые идеи и компульсии. Без тестирования на различные формы психоза не обойтись.
Я ищу отклонения в поведении и психическом состоянии, что помогает понять психопатологию и внутренний мир пациента, а затем рассказать о них коллегам или суду. Описываю его мысли и чувства, что необходимо для постановки диагноза и составляет основу психопатологии, разработанной немецко-швейцарским психиатром Карлом Ясперсом более века назад. Мы традиционно завершаем оценку вопросами о том, как пациент воспринимает себя: думает ли он, что что-то не так, и если да, то что? Вопрос о самосознании очень важен, особенно если позднее придется думать о лечении.
Таким образом, психиатрический опрос немного похож на манекен портного. Я начинаю со стандартных вопросов и по ответам пациента составляю общую картину, корректируя впечатление по мере поступления дополнительной информации. Принято задавать открытые вопросы, например: «Не могли бы вы рассказать о своей семейной жизни?» или «У вас в последнее время не появилось новых интересов?» На последний вопрос мне доводилось слышать ответы, от которых волосы вставали дыбом. Если пациент говорит охотно, я ему не мешаю, но могу задавать уточняющие вопросы. Если его ответы односложные или он отклоняется от темы, то стараюсь прояснить аспекты, которые меня интересуют. Очень важно не реагировать слишком эмоционально, чтобы эмоциональный отклик не повлиял на ответы пациента. Если я покажу, что шокирован, он не расскажет мне все.
Уотсон был тихим и стройным мужчиной ростом около 170 сантиметров. У него были коротко подстриженные волосы и недоуменное выражение лица. Физически он напоминал испуганного школьника, застенчиво сидящего в углу детской площадки. Он не был похож на невменяемого психотика или опасного психопата. Как это часто бывает в судебной психиатрии, мне пришлось пересмотреть свои предубеждения о том, каким окажется убийца.
С самого начала он охотно шел на контакт и был веселым. Долгие скучные дни за тяжелыми стальными дверями делают общительными даже самых закрытых собеседников. Уотсон сказал, что собирается признать себя виновным не в умышленном, а в непреднамеренном убийстве, заявив: «Действительно не помню, что произошло. Я не знал, кто я и где нахожусь».
Конечно, амнезия не считается смягчающим обстоятельством, поэтому он явно неправильно понял слова адвоката. В то время мы опирались на старый закон «Об убийствах» 1957 года, в котором использовалось понятие «обстоятельства, смягчающие наказание», чтобы защитить людей с когнитивными нарушениями от смертной казни за убийство. Хотя в 2009 году он был ужесточен и в него внесли пункт об обязательной постановке медицинского диагноза, в 2003 году Уотсону было достаточно продемонстрировать «ментальные отклонения», которые «значительно ослабляли» его ответственность.
(Конечно, после визитов в американские тюрьмы и больницы я хорошо знал, что в США только признание невменяемости спасло бы убийцу от жесткого приговора. В некоторых штатах Уотсону грозила бы смертная казнь.)
Действительно ли у мужчины были «ментальные отклонения»? Если да, то какие?
Преступник сказал, что пробыл в Белмарше два с половиной месяца. Он находился в тюремной больнице, что было стандартной мерой предосторожности, поскольку попытки самоубийства очень распространены среди убийц, содержащихся в учреждениях строго режима. Уотсон сказал, что большую часть времени спит, ест и читает, и признался, что чувствует себя хорошо. Мужчина был настроен оптимистично. «Я вижу свет в конце тоннеля», – сказал он мне.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу