Роже Дадун: Фрейд

(Неизданное письмо Паунда Хильде Дулитл, приведенное в Н. Д.; Лица Фрейда, предисловие Франсуазы де Грюзон. Деноэль, 1977)

Вильгельм Рейх

Когда я встретился с Фрейдом в 1919 году, это был очень живой человек... Жизнь переполняла его. Он был экспансивен. Он дышал оптимизмом; он искрился энтузиазмом и отвагой... В движениях его рук, в его жестах было много грации. Его глаза пронизывали насквозь...

Я хорошо помню берлинский Конгресс в сентябре 1922 года. Он говорил там о "Das Ich und das Es" (Я и Это)... Это было прекрасно, удивительно прекрасно... Я так же бессознательно, как и Это... Нужно быть гением, чтобы высказать подобную мысль... Фрейд всегда доходил до сути вещей. У него было чутье. Великолепное, великолепное, великолепное чутье. В теоретическом плане он был очень силен...

Фрейд был интеллектуалом. ... Мне казалось, что, чтобы обуздать свою живость, свою биологическую жизненность, Фрейду приходилось сдерживать себя, прибегать к сублимации, принимать стиль жизни, который ему не нравился.) совершать акт смирения.

(Рейх говорит о Фрейде. Пайо, 1972)

Последнее, самое глубокое воспоминание, которое оставил нам о себе Фрейд, это воспоминание о его абсолютной искренности. ... Он прямо поставил вопрос о психических процессах, открытых им у себя самого и у других, без страха и каких-либо предпочтений. Он был смелее, чем его эпоха. Этими качествами - талантом, абсолютной искренностью, способностью полностью отвечать за свои идеи - обладают, как мне кажется, лишь редкие личности, которых мы называем гениями.

(Тридцать лет с Фрейдом. Комплекс, Брюссель, 1975)

Поль Роазен

В интеллектуальной истории, по крайней мере американской, взрыв, произведенный Фрейдом, может быть сравним лишь с открытиями Дарвина, сделанными несколькими поколениями раньше. Интеллектуальный воздух, которым мы дышим, был насыщен категориями учения Фрейда.

(Политическое и социальное учение Фрейда. Комплекс, 1976)

Ромен Роллан

В 1900 году - на пороге века - гениальный некромант разрушил шлюзы реки Ахерон...

"Flectere si nequeo Superos, Acheronta movebo."

... Co всех сторон... многие умы, привлеченные быстрым, молчаливым движением, пришли испить из реки ночи.

... Что касается меня, я должен решительно выступить против фрейдовской космогонии Эроса, проявляющейся у видящего сны ребенка... Я с огромным уважением отношусь к личности Фрейда, которого я знал, я преклоняюсь перед его отвагой первопроходца, когда он, подобно своим финикийским предкам, первым пускается в кругосветное путешествие по неизведанному Материку Разума.

(Внутреннее путешествие. Альбин Мишель, 1959)

Теодор Розак

Ничто во фрейдовской метапсихологии не позволяет отнести ее к полноценной, показательной теории: это - авантюрные, часто туманные спекуляции, главные достоинства которых заключаются в их требованиях и в попытках связать психоанализ с философией.

(К контр-культуре. Сток + Плюс, 1980)

Жан-Поль Сартр

Несомненно, я в юности испытал глубокое отвращение к психоанализу, которое требует объяснения, так же как и мое слепое непонимание классовой борьбы. Я отрицал борьбу классов потому, что был мелким буржуа; можно сказать, что я отрицал Фрейда потому, что был французом.

("Сартр о Сартре". Новый Обозреватель, 26 января 1970)

Фрэнк Саллоуей

Во многих отношениях Фрейд остается криптобиологом; его самоанализ всегда будет казаться героическим и не имеющим прецедентов, годы его открытий будут всегда годами "великолепного одиночества" и непостижимого гения. Прежде всего, Фрейд был настоящим героем. Существующие мифы отдают ему должное, продолжают существовать, защищая наследство, которым он блестяще обогатил человечество, пока это наследство остается важным элементом сознания человека.

(Фрейд, биолог разума. Файяр, 1981)

Итало Звево

3 мая 1915 года.

Я покончил с психоанализом. После целых шести месяцев усердной практики я чувствую себя хуже, чем до того. Я еще не отпустил доктора, но мое решение бесповоротно...

Психоанализ! Абсурдная иллюзия, трюк, способный возбудить лишь нескольких старых истеричек. Как же я м@г выносить общество этого гротескного персонажа, принимать его всерьез с его взглядом, претендующим на проникновенность и попыткой привязать все явления в мире к своей великой идее, к своей новой теории? ...Его диагноз, представляющий обновленный вариант темы Софокла, был следующим: я любил свою мать и хотел убить отца. Как Эдип.

Я не разгневался. Нет. Я с восторгом слушал его. Болезнь возвышала меня до высшего благородства. Знаменитая болезнь, благодаря которой я обретал предшественников в древних мифологических временах.