Эдвард Слингерленд - И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности

И бедной обезьяне, и замученному юристу стоило бы подражать ласточке, “мудрейшей из птиц”. В “Чжуан-цзы” читаем: “Когда взгляд ее останавливается на месте, негодном для нее, она больше не смотрит на него. Выронив корм из клюва, она оставляет его и улетает прочь. Она боится людей, но селится рядом с человеческим жильем и вьет гнезда у алтаря духов плодородия”. Мудрец похож на ласточку, он живет среди людей, но не связывает себя вещами, которые могут оказаться ловушкой. Если быть честным, мудрец любит “корм” так же, как и любой другой человек. Он просто не хочет терять свою жизнь, пытаясь подобрать потерянное – то, что упало, мудрец оставляет лежать. “Настоящие люди древности спали без сновидений, просыпались без тревог, – говорит Чжуан-цзы, – всякую пищу находили одинаково вкусной, и дыхание в них исходило из их сокровеннейших глубин”. Это противоположность погрязшим в “малом знании” “обыкновенным людям”. Они “дышат горлом”, “скромные и уступчивые”, говорят “сбивчиво и с трудом, словно заикаются”. Чжуан-цзы жалуется:

Не знаю, является ли на самом деле счастьем то, что люди нынче почитают за счастье. Вижу я, что счастье в мире – это то, о чем все мечтают, чего все добиваются и без чего жить не могут. А я и не знаю, счастье ли это, но также не знаю, есть ли это несчастье. Так существует ли на свете счастье? Для меня настоящее счастье – недеяние ( у-вэй )… Хотя в мире в конце концов нельзя установить, где истина, а где ложь, в недеянии можно определить истинное и ложное. Высшее счастье – это сама жизнь, и только недеяние позволяет достичь его.

У-вэй в “Чжуан-цзы” выступает состоянием абсолютного спокойствия, гибкости и открытости. В отличие от негибкого сознательного мышления, оно может “определить истинное и ложное”, потому что заранее не разделяет их. Пребывание в состоянии у-вэй можно сравнить с положением неподвижной точки в центре, откуда можно отвечать на любые изменения, любые события. “Там, где «это» и «то» еще не противостоят друг другу, находится Ось Пути, – сообщает текст. – Постигнув эту ось в центре мирового круговорота, обретаем способность бесконечных превращений: и наши «да», и наши «нет» неисчерпаемы”. Другой полезной метафорой является превращение ума в зеркало:

Соединись до конца с Беспредельным и обрети свой дом в бездонном покое. Исчерпай то, что даровано тебе Небом, и не желай приобретений: будь пуст – и не более того. У Высшего человека сердце что зеркало: оно не влечется за вещами, не стремится к ним навстречу, вмещает все в себя – и ничего не удерживает. Вот почему такой человек способен превзойти вещи и не понести от них урона.

Зеркало отражает то, что перед ним, и если изменяется предмет, изменяется и зеркало. Оно не “удерживает” прошлое и не предсказывает будущее. Оно просто ждет – пустое, пассивное и принимающее. Так выглядит мышление, открытое миру, управляемое непосредственно бессознательным и источающее мягкое, но могущественное дэ .

В конце концов, “Чжуан-цзы” – это текст о личном у-вэй , о том, как научиться жить свободно и легко. На первый взгляд, вы можете ничем не выделяться и работать поваром или собирать налоги, но внутри вы будете другим, потому что вас направляет телесное, чувственное мышление, а не рассудок. Этот идеал описывается так: “Небесное – внутри, человеческое – вовне”. Это отчасти похоже на идеал, выраженный в Евангелии от Иоанна: быть в мире, но не от мира. Как и первые христиане, Чжуан-цзы не предлагает политического учения. В отличие от Лао-цзы, он не хочет превратить Китай в россыпь изолированных друг от друга деревушек.

Скорее всего, дело в том, что Чжуан-цзы не верит в готовые рецепты того, как стоит жить. Однако некоторые считают это главным недостатком подхода Чжуан-цзы: он абсолютно эгоистичен, сосредоточен на индивидуальном духовном совершенствовании и личном счастье. Питер Сингер точно сказал бы пару едких слов о последователе Чжуан-цзы, который не планирует бороться с бедностью, страданием, угнетением и социальным неравенством. Чжуан-цзы, похоже, принимает политический и социальный статус-кво, просто давая нам способ успешно сосуществовать с ним.

Однако в тексте есть намеки на более широкую общественную гармонию и, возможно, даже перемены в обществе, которых можно достигнуть, если состояния у-вэй достигнет достаточное число индивидов. Хотя Чжуан-цзы стремился направить силу дэ на сглаживание социальных противоречий, в его понимании оно, очевидно, было способно притягивать людей. Во втором диалоге Конфуция и Янь Хоя успех последнего в “забывании всего” (достижении полного спокойствия и освобождении от самомнения) заставляет даже великого Конфуция заявить, что он готов стать учеником Янь Хоя.