Доротея Бранд - Проснись и живи!

Еще есть «неопределившиеся» жертвы воли к поражению, которых трудно классифицировать: например, заядлые вышивальщицы и вязальщицы, хотя справедливости ради надо сказать, что иногда мы чем-нибудь занимаем руки, пока мозг решает сложную проблему. Нужно быть полностью честным с самим собой, чтобы установить, чем для вас служит это размеренное занятие. Если оно приводит вас в отупение и выполняется автоматически, тогда это вряд ли можно отнести к творческой деятельности.

Что касается любителей пустых разговоров, то мы склонны включать в эту категорию скорее других, нежели себя. Спохватившись, что несколько дней назад мы уже рассказывали какой-то анекдот, на некоторое время мы становимся осторожны. Нас не останавливают ни напоминания, ни вымученная улыбка на губах собеседника, когда мы используем привычные фразы, распространяясь на неизменные темы, механически повторяя одни и те же суждения и почти бессмысленные замечания об одной и той же ситуации, то же негодование по поводу старых обид, те же примеры в доказательство и горстка вялых аргументов в поддержку того, что когда-то было мнением, но давно превратилось в предубеждение.

Мы так сыплем шаблонными фразами, что слушатель раздраженно протестует (рекомендации по борьбе с привязавшимися выражениями я приведу позже; сейчас мы говорим о том, что этим мы бессознательно выдаем присутствие в нас воли к поражению) – не каждому по силам довести собеседника до белого каления! Если вы вдруг с ужасом замечаете, что то и дело повторяете «я это к тому», «ясное дело», «могу себе представить», «понимаете?», «ну, вы поняли», «по сути дела» – значит, вы уже некоторое время слушали себя и заметили, что не только перебарщиваете с этим выражением, но и не сказали ничего нового и интересного. Здесь, как и в других категориях, патологию легко обнаружить, когда она заметно выражена: у истеричного болтуна наверняка не все в порядке с душевным здоровьем. Но мы можем и не знать о скрытых формах – ведь слушатели постоянно меняются.

Есть еще более тонкие проявления воли к поражению, которым интроверты и экстраверты подвержены практически в равной степени. Вспомним бесчисленных людей, которые намеренно берутся только за такую работу, где требуется лишь малая часть их способностей и знаний, или тех, кто до отказа загружает себя работой или изнуряет бесполезными мелочами.

Есть вечные студенты, которые бесконечно доучиваются после диплома, каждый год возвращаясь в кампус. Есть преданные дочери, сыновья, матери и жены (отцов в этой категории почему-то почти нет, а вот мужья временами попадаются), которые посвящают жизнь близкому родственнику, но чья жертва, в отсутствие личного развития, не приносит ничего, кроме незначительного комфорта, объекту их самопожертвования. Есть и такие, кто берется за заведомо непосильное дело или бьется над решением якобы важной научной проблемы. В Нью-Йорке, например, есть человек, который со второго курса колледжа собирает детали биографии какого-то безвестного итальянского государственного деятеля. Псевдобиографу вот-вот стукнет пятьдесят, но ни строчки из этой биографии пока не написано.

Возможно, самая обширная категория марширующих к поражению – это стремящиеся всем понравиться.

Самая обширная категория марширующих к поражению – это стремящиеся всем понравиться.

Когда вы видите, как человек «включает» больше обаяния, нежели требует ситуация, можете смело сказать себе: «А, неудачник!» Это не диатриба против искренней доброты, дружбы или приятного характера – мы говорим о гарольдах скимполах  [1] Персонаж романа Ч. Диккенса «Холодный дом», мошенник, строящий из себя большого наивного ребенка. – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. пер. , об умильно ластящихся мужчинах и женщинах, которые хотят, чтобы ровесники принимали их за большого милого ребенка – легкомысленного, беспечного, но такого очаровательного даже для незнакомых людей! Среди них попадаются и эксцентричные задиры, и шутливые жалобщики, и если на них приятно смотреть, если они остроумны или забавны, их будут снисходительно терпеть. И только потом мы поймем, что оснований умиляться не было. Здоровый взрослый человек не нуждается в избыточной нежности или снисходительности каждого встречного. За исключением людей с нечистой совестью, никому и в голову не придет устраивать представление, чтобы добиться такого отношения. Эти жертвы воли к поражению вынуждены работать над своим очарованием не меньше каторжников в каменоломнях; им приходится становиться все очаровательнее, чтобы компенсировать увядание, иначе придется взглянуть правде в глаза и признать, что они не справляются со своими обязанностями. Пока этот факт не всплывет – разве что промелькнет в снисходительном взгляде собеседника, – они могут продолжать, не сознавая, что уже давно идут к своему поражению. И они продолжают ложью и обманом прокладывать себе дорогу в жизни, если каким-то чудом не поймут, кто больше всего страдает от их привычки очаровывать.