Эрих Нойманн - Великая Мать

Где доминирует матриархальное Женское, мы часто находим бок о бок с символизмом ребенка, символизмом того, что рождено из него, гермафродитический символизм, сохраняющий недифференцированный уроборический характер. Но даже когда родовые воды рассматриваются как мужские, то, что рождено из глубин сосуда матери-земли, имеет значение сына; для матриархальной сферы типично, что над сыном доминирует Великая Мать, крепко удерживающая его даже в его мужском движении и деятельности.

Миру земной воды принадлежит не только пруд и озеро, но также и родник. Тогда как в колодце элементарный тип Женского все еще очевиден — не случайно в сказках колодец часто служит вратами в подземный мир и в особенности во владения земной матери — в роднике сильнее подчеркивается восходящий, извергающий мотив «рожденного» и творческое движение, чем мотив содержимого. Однако символически связь родника с материнской землей, тем не менее, остается определяющим фактором.

Этот тип «ребенка» - резюмируя множество похожих отношений — принадлежит к огромному количеству символов из области Женского. Все, что выходит из тьмы в его сосуде, рассматривается как отпрыск или ребенок, и доминирование надо всем этим Архетипического Женского констеллирует единство и судьбоносную силу матриархального мира.

Великая Мать-Земля, порождающая из себя всякую жизнь, воистину мать всякого произрастания. Ритуалы плодородия и мифы всего мира основаны на этом архетипическом контексте. В центре этого растительного символизма — дерево. Как плодоносящее древо жизни оно женское: оно рождает, преображает, питает; его листья, ветви, веточки «содержатся» в нем и зависят от него. Защитный характер очевиден в верхушке дерева, которая укрывает гнезда и птиц. Но вдобавок ствол дерева — это вместилище, «в» котором обитает его дух, как душа обитает в теле. Женская природа дерева демонстрируется тем фактом, что верхушка и ствол могут порождать, как в случае Адониса и многих других.

Но дерево также земной фаллос, мужской принцип, выдающийся из земли, в котором порождающий характер перевешивает укрывание и вмещение. Это применимо в частности к таким деревьям, как кипарисы, которые, в противоположность женским формам плодовых и лиственных деревьев, подчеркнуто фалличны своими стволами. Фаллическая природа дерева, которая не исключает характер вмещающего сосуда, ясно выражается в таких словах, как Stammbaum , «фамильное древо»; ent-stammen , «происходить от»; ab-stammen , «вести род»; Stammhalter , «перворожденный сын», происходящее от Stamm , «ствол дерева». В этом смысле мачта и столб фаллически-маскулинны, но также вместительно-феминны. Прекрасный пример этого — египетская колонна джед Осириса.

Здесь снова виднеется уроборическаяприрода,когда колонна, как в случае ашерах (asherah), является символом Великой Матери. Потому колонна джед Осириса как гроб, как ящик, содержащий мертвого, также материнско-женская. Символизм дерева, ветки, колонны и столба также определяется природой дерева, которое не только результат роста, но также и вещество, material , из которого возникают все вещи, и как таковое обладает элементарным характером.

Акцент символа во многом зависит от матриархальной или патриархальной ситуации, в которую он встроен. В патриархате, например, характер mater символа материи обесценивается; материя считается чем-то малоценным по сравнению с идеалом – который приписывается отцовско-мужской стороне. Похожим образом, символ ϋλη почитается не как основание мира роста, а как, например, во всех гностицирующих религиях от христианства до ислама, становится инертной, негативно демонизированной «материей» в противоположность аспекту божественного духа мужского νοϋς .

Тогда как при матриархате даже мужеско-фаллическое дерево обретает зависимость от земли, патриархальный мир Индии, как и каббалы и христианства, знает дерево, чьи корни «наверху», в патриархальных небесах. «Противоестественный» символизм этого духовного древа, конечно, отчетливо патриархален по значению. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксом: если только мужской дух не способен, как в математике, сконструировать полностью абстрактный мир, он должен пользоваться естественными символами, происходящими из бессознательного. Но это приводит его к противоречию с естественным характером символов, которые он искажает и извращает. Неестественные символы и враждебность к естественному символу, напр., Ева, вынутая из Адама, характерны для патриархального духа. Но даже эта попытка переоценки обычно проваливается, как покажет анализ этого символизма, поскольку матриархальный характер естественного символа снова и снова утверждает себя.