Эрих Нойманн - Великая Мать

Во всех этих изначальных мистериях Женского, все из которых лежат на природном плане, женщина уже является Госпожой Трансформации. Ей подчинена трансформация материи и жизни, или как богине воды, «предрекающей потоки»,[16] распоряжающейся магией дождя; или как богине земли, управляющей плодородием почвы; как Госпоже Зверей, властвующей плодородием животных; или же как богине крови, приуготовляющей превращение крови в молоко или дождь.[17]

Но кроме всего этого она трансформирует природу в высшее, духовное начало, которое она властна отделить от природного субстрата материи. Как богиня дающих пропитание растений, трав и плодов, она нуминозно преображает эти основные элементы в пьянящие и ядовитые. Вполне очевидно, что подготовка и хранение еды научили женщину процессу брожения и изготовления опьяняющих веществ, и что занимаясь собирательством и готовкой трав, растений и плодов, она стала изобретательницей и хранительницей первых исцеляющих снадобий, лекарств и ядов.[18] Среди шумеров Инанна, «небесная Богиня-Мать вина», уже была богиней зерна, то и другое астрономически и астрологически соответствует деве с колосом пшеницы.[19] Таким образом, богиня является не только благородным плодом почвы, но и духовной материей трансформации, которая воплощена в вине. Так трансформирующих тип Женского восходит от природного к духовному плану. Являющиеся носителями культуры изначальные мистерии завершаются в духовной реальности, которая завершает таинственный облик Женского.

Женщина как мана-фигура

Таким образом перед нами разворачивается величественный мир женского культурного развития, который в то же самое время является развертыванием женской силы. Вечно обновляющимися кругами нуминозное очарование обращается вокруг Архетипического Женского, которое как богиня представляет центр женской группы и самости индивидуальной психики. Поначалу образ Женского как богини и как Великого Круга заполнял человеческий горизонт. Но развитие продолжалось, и сейчас приземленно-человеческий носитель этого нуминозного начала, женщина как фигура, наделенная маной, появляется на переднем плане человеческого сознания. Женское, поначалу почитавшееся как животное – львица, медведица, птица, змея – стало человеческой богиней, рядом с которой остается животное как атрибут. И сосуд, центральный символ Женского, благодаря соответствующему развитию, стал всецело ее атрибутом и инструментом. Здесь, как это часто случается, психо-символические и объективно-социологические факторы действуют вместе. Сосуд, с одной стороны, это форма, в которой преображается материя, готовится она или бродит; превращается ли в лекарство, яд или опьяняющий напиток. Но с другой стороны – и это имеет фундаментальное значение – эта трансформация, которая рассматривается как магическая, может быть проведена только женщиной, потому что она сама, в своем теле, соответствующем Великой Богине, является котлом воплощения, рождения и перерождения. И поэтому магический котел или горшок всегда находится под рукой женской мана-фигуры, жрица или, позднее, ведьмы.[20] ( Илл. 138 ) Гелиос несется по небесам в сосуде трансформации, в котором сначала переродился в темной области, в которую возвращается каждый вечер. И как Пелопс после того, как его сварили в священном котле, ( Илл. 139 ) был возрожден Клото, богиней судьбы, или Реей, Богиней-Матерью, так и Дионис стал «целым и совершенным» после «готовки» в магическом котле трансформации.[21]

Древняя мана-фигура, яснее всего представляющая этот принцип трансформации – это Медея. Но в ней преклонный матриархат уже был обесценен патриархальным началом, и представляемая ею мифическая реальность персонализирована,[22] то есть, сведена лишь к личному уровню и тем негативизирована. Как и Цирцея, изначально она была богиней, но в патриархально окрашенном мифе стала «ведьмой».

Котел трансформации тождественен жертвенной чаше для крови, содержимое которой нужно жрице для достижения своей магической цели. Здесь кровь еще не имеет будущего «духовного» значения, лишь магическое; она «содержит» душу, как все еще учит Библия. Необходимость ее использования покоится на матриархальном веровании, что даже в матке жизнь не может зародиться без крови.[23] ( Илл. 76 ) По этой причине котлы Мексики, чаши для крови,[24] как и котлы подземного мира,[25] являются сосудами трансформации, ( Рис. 46 ) от которых зависит плодородие, свет и трансформация.