Андрей Курпатов - Мышление. Системное исследование [litres]

44. То есть, этот фазовый, можно сказать, переход от доязыковой культуры к языковой, был эволюционным упрощением.

Вместо того, чтобы удерживать прежнюю сложность ситуаций (положения вещей) и их неопределенность, мы, с помощью языка, пошли по пути ее сокрытия, формализации, сдавливания до неразличимости в этих интеллектуальных объектах нового типа (связных интеллектуальных объектах) – понятиях языка.

Язык научил меня ловко «складывать» отношения, усмотренные мною в реальности (ситуацию, положение вещей), в нарративы разной степени сложности (знаки языка как свернутые функции).

Раньше я должен был всякий раз сам решать – что делать и как быть? Я должен был ориентироваться по ситуации, действовать, исходя из вводных («фактов» реальности), которые мне приходилось в действительном положении дел отслеживать и отмечать.

Теперь же языковой нарратив выполняет роль своего рода инструкции: назвал так-то – действуй так-то («назвался груздем – полезай в кузов»).

Языковой нарратив проще, доступнее, понятнее: он сразу предлагает мне варианты поведения и действий («бьют – беги, дают – бери»), а потом еще и объясняет мне, почему все, что было мною сделано, было сделано правильно. Конечно, «правильно» – ведь все точно в соответствии с тем самым нарративом! А если результаты никуда не годятся – читай, как говорится, пункт первый.

Иными словами, если раньше (в доязыковую эпоху) я собирал свои интеллектуальные объекты (мои внутренние представительства «фактов» реальности), ориентируясь на вводные «извне», то теперь (освоив язык), я опираюсь на вводные «изнутри». Эти «изнутри-вводные» – тоже «факты» реальности, только они «приходят» не «извне», а можно сказать из моей собственной «внутренней логики».

Интеллектуальная функция топоса моего внутреннего психического пространства так же создавала интеллектуальные объекты, но она не могла их свернуть до «понятной» формулы, она вынуждена была их поддерживать в отношениях с другими объектами – на весу, на плаву, в активном режиме, постоянно подпитываясь новыми вводными «извне», действительными «фактами» реальности.

Теперь же, благодаря действию интеллектуальной функции топоса плоскости мышления, я всегда могу сделать окружной ход – перевести всю эту сложность (сопровождающуюся значительной неопределенностью) в игру «знаков» (сигналов сигналов), где их внутренняя часть (та самая – живая и неопределенная) оказывается свернута до функции, диктуемой новым верхним этажом – узнанными мною языковыми играми.

45. Таким образом, интеллектуальная функция топоса плоскости мышления направлена, в некотором смысле, не на то, чтобы разрешить ситуацию в реальности (найти более правильный ход в усмотренном положении вещей), а на то, чтобы от нее – от этой реальности – отказаться, сняв таким образом саму «проблему».

Способны ли мы заметить эту подмену? Думаю, что это почти невозможно. Дело в том, что всякая наша «ситуация» разворачивается в социальном пространстве, то есть ее игроками (пусть даже и внутри нашей собственной головы), которые являются такими же социальными агентами как и я сам.

Язык же, который мы используем, представляет собой, по сути, нашу взаимную социальную договоренность, то есть выскочить из этой игры нельзя. Именно поэтому подобное упрощение, скрадывание реальности, и не может быть нами замечено.

Все мы одновременно находимся в одной и той же языковой игре, и нет никого, кто бы мог указать нам на то, где мы ошибаемся. Всякий из нас уверен, что он понимает других верно, а сам может быть понят из того, что он говорит.

Впрочем, и собственные «знания о мире» он (всякий из нас) считает исчерпывающими, поскольку все они даны ему (нам) в замкнутой в самой себе (обеспеченной взаимными соотнесениями знаков друг с другом – толкованием) лингвистической картиной мира.

На вопрос другого человека – «Что ты имеешь в виду?», я всегда могу ответить – «Я имею в виду то-то и то-то». После чего мы оба будем уверены в том, что «ситуация понятна». Хотя на самом деле мы просто (каждый в себе) соотнесли друг с другом «понятия» (связные интеллектуальные объекты) собственной плоскости мышления.

И это как раз работа интеллектуальной функции топоса плоскости мышления: она решает не ту задачу, которая на самом деле возникла в рамках напряжения тех или иных отношений действительности (в рамках отношения сил), но подменяет реальную проблему реальности вопросом взаимосоотнесенности «знаков» в моей «лингвистической картине мира».