Андрей Курпатов - Мышление. Системное исследование [litres]

Особенность нашего осознанного внимания, самой нашей осознанности в том, что мы не можем одновременно удерживать в этом луче более трех (или, возможно, четырех) интеллектуальных объектов. А теперь представим себе, какое в принципе число интеллектуальных объектов может содержать в себе подобный «тензор»? Какое бесчисленное число отношений может возникнуть там – внутри этого шага между нулем и единичкой?

Попробуйте представить себе, например, такой тензор «естественного отбора» в пространстве мышления Чарльза Дарвина или тензор «относительности» в пространстве мышления Альберта Эйнштейна. Совершенно очевидно, что, даже если бы они очень захотели за раз, за одну, так сказать, ходку «выгрузить» в свою оперативную (рабочую) память [104] Именно о ней идет речь, когда я пользуюсь образами «осознанности», «луча осознанного внимания» и т. д. все, что связано у них в их пространствах мышления с соответствующими интеллектуальными объектами, они бы не смогли этого сделать. Им пришлось бы пользоваться разными вариантами (конфигурациями) этого «тензора»!

Допустим, что ограничение d в три-четыре элемента для рабочей памяти универсально и для наших «дополнительных измерений», то есть все, чем мы располагаем для развертки наших интеллектуальных объектов, – это трехмерное, ну, может быть, от силы четырехмерное пространство. Теперь представим себе тензор «относительности» Альберта Эйнштейна – количество его «дополнительных измерений», возможно, измерялось десятками. Но у нас квота только на три измерения! Так что остальные придется припрятать где-то внутри разворачиваемого нами интеллектуального объекта – в его тензорном поле.

И вот Альберт Эйнштейн решает какую-то задачу – испытывает озадаченность и нехватку, ему необходимо привлечь на свою сторону свою собственную «теорию относительности». Но она слишком сложна, чтобы уместиться в его рабочей памяти «за раз». И что можно в такой ситуации делать? Перебирать варианты. Сначала сконструировать один вариант данного интеллектуального объекта, дальше развернуть его по-другому – в других трех измерениях, потом еще как-то, а потом еще и еще. Далее он может сводить их – эти версии – друг с другом, условно говоря – по три за раз. Потом все менять и производить аналогичные операции заново, сталкивая эти варианты между собой в луче своего осознанного внимания, ожидая, что какая-то из конфигураций «сыграет» и данная нехватка заполнится.

Здесь мне остается вспомнить «модель множественных набросков» Дэниела Деннета, которая представляет собой весьма продуктивный, надо полагать, способ реконструкции реальности работы нашего психического аппарата. Начало этому подходу в середине ХХ века положил Оливер Селфридж, который ввел в философский обиход понятие «пандемониум», используя его в качестве альтернативы традиционному картезианскому театру. Если последний, как модель, характеризуется иерархичностью структуры, на вершине которой возвышается фигура декартовского гомункулуса, то в концепции Селфриджа «обитель демонов» нашей психики не линейна и не иерархична. Здесь психика есть набор более-менее самостоятельных агентов, каждый из которых решает какую-то свою задачу [105] Назвав селфриджских демонов «глупцами», Роберт Орнстейн рисует в рамках своих, уже психологических исследований показательную картину такого – неиерархического способа – прочтения психики. Впрочем, все это лишний раз демонстрирует состоятельность подхода А. А. Ухтомского с его игрой «конкурирующих доминант». .

Дэниел Деннет приходит к выводу, что все эти условные агенты больше похожи на фрагменты текстов, нежели на образы. Причем они существуют в психике не как некие стабильные единицы, а как множество вариаций: «в любой момент существует множество набросков текстуальных фрагментов на разных этапах редактирования в разных областях мозга» [106] Цит. по Волков Д. Б. Бостонский зомби: Д. Деннет и его теория сознания. М., 2012. С. 122. . Достоинство этой метафоры состоит в том, что графические объекты представляются нам завершенными и существующими реально (как бы «уже сделанными»), тогда как текстовый формат, напротив, предполагает возможность постоянных интерпретаций, редактирование, переписывание, некую незавершенность такого кванта. Кроме того, в случае «образов» нам не обойтись без «зрителя», того, кто этот образ видит, причем вместе они представляют собой единую, целостную систему, а вот текстовая метафора позволяет достаточно четко различать представленную информацию и способ ее представленности, контент и его носителя [107] Там же. С. 123 .