Андрей Курпатов - Мышление. Системное исследование [litres]

Теперь вот что: если бы соответствующие «интеллектуальные объекты» – мой партнер в моей голове и я в голове моего партнера – были бы действительно «специальными», то мы бы предполагали, что наши с ним нарративы (хоть они и очень нам нравятся) ложны. Таким образом, мы бы увидели, что здесь наблюдается шредингеровская неопределенность, и, возможно, будет так, как мы ожидаем (то есть в соответствии с нашим нарративом), а возможно, и нет (то есть будет как-то по-другому, как мы не предполагали). И если бы мы были психологически готовы и к тому, и к другому вариантам развития событий, тогда бы никаких взаимных обид не возникло.

Теперь вопрос: часто ли мы так «цивилизованно» и к взаимному удовольствию расходимся бортами в подобных ситуациях? К сожалению, не часто, а взаимные претензии есть норма нашей социальной жизни. И понятно, почему это происходит: нашей психике трудно удерживать «другого человека» в качестве «специального объекта» («жив»), он постоянно превращается у нас в нарратив («мертв»).

Да, «другой человек» обладает своими собственными «внутренними мотивациями», «волей», «видением», «представлением», которые, скорее всего, не согласуются с моими (хотя бы потому, что на одну и ту же ситуацию мы смотрим буквально с разных сторон отношения). Но одно дело понимать это теоретически, то есть на уровне абстрактных конструкций, и совсем другое – так чувствовать, потому что так (с этой внутренней неопределенностью и свободой действий) ощущается нами сам этот «специальный объект» («другой человек»).

Таким образом, если я верю своему нарративу, то, скорее всего, я буду разочарован. Другой человек, который ведет себя так, как он себя ведет, а не так, как ему приписывает «идеальный план» моего нарратива (о котором он, скорее всего, даже ничего не знает), вряд ли сильно меня этим порадует. Если же я все-таки, несмотря на свое отчаянное желание («динамическая стереотипия») уложить все в определенный нарратив («иллюзия понимания»), продолжаю держать в себе эту неопределенность, опцию вариативности, то у меня сохраняются все шансы на «живого кота».

Еще раз. Если я думаю о другом человеке просто как об интеллектуальном объекте, зашитом в некий распрекрасный нарратив, то речь идет просто о моей фантазии – это такое вот мое представление о «другом человеке», которого, и это надо понимать предельно отчетливо, в действительной реальности просто нет, а я колдую над пустой коробкой.

Ирония ситуации состоит еще и в том, что он – как реальный человек – скорее всего, вряд ли способен понять драматургию моего нарратива, даже если я начну ему ее подробно растолковывать, поскольку он сам, в свою очередь, находится в плену своих представлений и нарративов, и я для него точно такой же фантазм его психики, как и он – моей. Таким образом, реализуя данный подход, мы оба имеем все шансы впасть в дисфорию, депрессию и чувство, что «мир полон предателей и бесчувственных придурков».

Да, мы могли бы оставить своих «котов» в живых, но для этого мы должны были бы отказаться от своих нарративов и увидеть друг друга как «специальные объекты». В конце концов, правда состоит в том, что «кот» ни в чем не виноват, это мы сами придумали ложные истории про реальное «положение вещей». И сделали мы это потому, что на этапе до проверки наших нарративов реальностью подобные истории очень греют душу (наверное, это вполне нормально и даже естественно надеяться на то, что тебя обрадует, и на то, что все будет так, как ты хочешь). Проблема в том, что все эти нарративы по сути своей неправильные, а потому проверка их реальностью с неизбежностью ввергнет нас в пучину драматических переживаний.

Если же я понимаю «другого человека» как «специальный объект», это значит, что уже в рамках моего представления о нем (сильно, впрочем, неопределенного в сравнении с обычным для меня и приятным мне нарративом) он неизбежно будет действовать по «своей воле», исходя из каких-то своих «внутренних мотиваций», мне до конца, а то и совсем не известных и/или не понятных. Реальность такова, какова она есть, и другие люди ведут себя так, как они себя ведут (и я сам – для всех остальных – тоже «другой человек», и с их точки зрения, скорее всего, тоже веду себя «как попало»). Если я помню об этом, если я включаю эту «х», в свои расчеты, то получаю «специальный объект» и неумирающего «кота», ведь сюрпризы в поведении другого человека не будут для меня «крахом надежд», а уже предусмотренным и внесенным в мои же расчеты естественным боем стеклотары, неизбежным для любой перевозки.