Лори Готтлиб - Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя

Но вышло так, что работа с Джулией сделала меня более отзывчивой. Проблемы других пациентов тоже имели значение: предательство человека, которому они доверили присматривать за ребенком; чувство стыда и пустоты из-за того, что супруг их отверг. За этими деталями скрывались те же самые жизненно важные вопросы, с которыми Джулии пришлось столкнуться лицом к лицу. Как чувствовать себя в безопасности в таком ненадежном мире? Как сойтись с другим человеком? Работа с Джулией вызвала во мне еще большее чувство ответственности перед другими пациентами. Каждый час важен для любого из нас, и я хочу быть полностью присутствующей в каждый из часов психотерапевтической сессии, который провожу.

После ухода последнего пациента я медленно заполняю бумаги, оттягивая время, прежде чем открыть письмо. Приглашение включает в себя заметку от Джулии: она хотела бы, чтобы люди пришли на «безутешно-рыдательную прощальную вечеринку» и выразила надежду, что все ее одинокие друзья смогут воспользоваться случаем, «потому что если вы знакомитесь на похоронах, то всегда будете помнить, как важно ценить любовь и жизнь и забывать о мелочах». В нем также есть ссылка на некролог, который Джулия написала в моем кабинете.

Я передаю свои соболезнования Мэтту и минуту спустя получаю письмо, которое, пишет он, Джулия оставила для меня.

«Поскольку я мертва, сразу перейду к делу, – говорится в нем. – Вы сказали, что придете на мою прощальную вечеринку. Я узнаю, если вас там не будет. Не забывайте быть буфером между моей сестрой и тетей Айлин, которая всегда… Ну, вы знаете эту историю. Вы знаете все мои истории».

Мэтт дописал постскриптум: «Пожалуйста, приходите» .

Конечно, я хочу прийти, и я обдумала все потенциальные осложнения перед тем, как дала Джулии это обещание. Не каждый психотерапевт сделал бы тот же выбор. Некоторые беспокоятся, что таким образом могут перейти черту – оказаться более вовлеченным, чем обычно. И хотя это в каком-то смысле верно, кажется странным, что в профессии, посвященной природе человека, от психотерапевта ожидают отделения его человечности в момент смерти пациента. Это не относится к другим профессионалам: к адвокату, хиропрактику, онкологу Джулии. Никто и глазом не моргнет, если они придут на похороны. Однако от психотерапевта ждут сохранения дистанции. Но что, если его присутствие утешит родственников пациента? И что, если это утешит самого психотерапевта?

Чаще всего психотерапевты переживают смерть своих пациентов в одиночестве. С кем я могу поговорить о Джулии, кроме коллег в консультационной группе и Уэнделла? И даже из них никто не знал ее так, как знала я или как знали ее родные и близкие (которым дана возможность погоревать вместе). Психотерапевта оставляют скорбеть в одиночестве.

Даже на похоронах нужно помнить о вопросах конфиденциальности. Наша обязанность защищать тайны пациентов не прекращается с их смертью. Женщина, чей муж совершил самоубийство, например, может позвонить его психотерапевту с вопросами, но врач не может нарушить этот кодекс. Все файлы, все контакты защищены. Аналогичным образом, если я присутствую на похоронах и кто-то спрашивает, кем я прихожусь покойной, я не могу сказать, что я была ее психотерапевтом. Эти проблемы чаще возникают в случае неожиданной смерти – суицид, передозировка, сердечный приступ, автомобильная авария – чем в такой ситуации, как у Джулии. В конце концов, будучи психотерапевтами мы многое обсуждаем с пациентами – как обсудили с Джулией ее желание, чтобы я присутствовала на ее похоронах.

– Вы обещали, что останетесь со мной до конца, – сказала она с кривой усмешкой примерно за месяц до смерти. – Вы не можете бросить меня на моих собственных похоронах, правда ведь?

В последние недели жизни Джулии мы говорили о том, как она хочет попрощаться с семьей и друзьями. Что вы хотите оставить им? Что вы хотите, чтобы они оставили вам?

Я имела в виду не переворачивающие судьбы беседы на смертном одре – это, по большей части, фантазии. Люди могут искать покоя и ясности, понимания и исцеления, но последние дни умирающих – это часто варево из лекарств, страха, замешательства, слабости. Вот почему особенно важно быть такими, какими мы хотим, уже сейчас, становиться более открытыми, пока способны на это. Многое останется в подвешенном состоянии, если ждать слишком долго. У меня был пациент, который после нескольких лет нерешительности наконец связался со своим биологическим отцом, желавшим поддерживать отношения, только чтобы узнать, что тот скончался за неделю до того.