Лори Готтлиб - Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя

– Но я тоже испытываю определенные чувства по отношению к вам, – сказала я в тот день, когда она упомянула об этом.

Она задумалась на секунду и просто сказала:

– Я знаю.

– Вы хотели бы знать, какие именно? – спросила я.

Джулия улыбнулась.

– Это я тоже знаю.

А потом мы снова замолчали. Конечно, в перерывах между тишиной мы разговариваем. Недавно она сказала, что задумалась о путешествиях во времени. Она слушала радиопередачу об этом и поделилась цитатой, которая ей понравилась, в которое прошлое было определено как «обширная энциклопедия бедствий, которые все еще можно исправить». Она запомнила это, сказала Джулия, потому что засмеялась после этой фразы. А потом заплакала. Потому что она не проживет настолько долго, чтобы составить эту энциклопедию бедствий, которую другие люди пополняют к преклонному возрасту: отношения, которые они хотели бы наладить, карьерные пути, которые они хотели бы выбрать, ошибки, которых они хотели бы не допустить.

Вместо этого Джулия путешествовала в прошлое, чтобы заново прожить те моменты, которыми она наслаждалась. Детские праздники в честь дня рождения, каникулы с бабушкой и дедушкой, первая любовь, первая публикация, первый разговор с Мэттом, который продлился до рассвета и все еще не закончился. Но даже если бы она была здоровой, сказала она, она бы не хотела оказаться в будущем. К чему знать сюжет фильма, услышать спойлеры?

– Будущее – это надежда, – сказала Джулия. – Но разве есть место надежде, когда ты уже знаешь, что случится? Ради чего тогда ты живешь? К чему ты стремишься?

Я сразу подумала о разнице между Джулией и Ритой – между юностью и старостью, поменявшимися местами. Джулия, молодая девушка, не имела будущего, но была вполне довольна своим прошлым. Рита, пожилая женщина, имела будущее, но ее прошлое тяготило ее.

В тот день Джулия в первый раз уснула на сессии. Она задремала на несколько минут, а когда проснулась и поняла, что случилось, то от смущения пошутила, что я, должно быть, путешествовала во времени, желая быть где-то в другом месте, пока она спала.

Я покачала головой. Я вспомнила, как слушала по радио, видимо, ту же самую передачу и обдумывала наблюдение, сделанное в конце этого отрывка – о том, что все мы путешествуем во времени в будущее с одной и той же скоростью: шестьдесят минут в час.

– Значит, мы сестры по временным путешествиям, – сказала Джулия.

– Так и есть, – сказала я. – Даже когда вы отдыхаете.

В другой раз Джулия прервала наше молчание, чтобы рассказать мне, что Мэтт назвал ее Смертьзиллой: якобы она помешалась, планируя свои поминки, подобно тому как некоторые невесты становятся Брайдзиллами – девушками, которые достают всех вокруг разговорами и планами своей свадьбы. Она даже наняла профессионального координатора, чтобы тот помог ей реализовать ее видение похорон («В конце концов, это мой день!»). Несмотря на первоначальный дискомфорт, Мэтт также полностью в это включился.

– Мы вместе планировали свадьбу, а теперь вместе планируем похороны, – сказала Джулия, и это стало, по ее словам, одним из самых интимных переживаний в их жизни, полным глубокой любви, сильной боли и черного юмора. Когда я спросила, каким бы она хотела видеть этот день, сначала она сказала: «Вообще, я предпочла бы не быть мертвой». Но поскольку эта идея провалилась, она не хотела, чтобы все было «слащаво» и «пышно». Ей нравилась идея «празднования жизни», что, по словам координатора, было весьма в моде, но ей не нравился смысл этой задумки.

– Бога ради, это же похороны! – сказала она. – Все люди в моей раковой группе говорят: «Я хочу, чтобы люди праздновали! Не хочу, чтобы люди грустили на моих похоронах». А я такая: «А какого хрена? Ты умер !»

– Вы хотите коснуться жизни людей, чтобы они были тронуты вашей смертью, – сказала я. – Чтобы эти люди помнили вас, хранили в памяти.

Джулия сказала, что хотела бы, чтобы люди помнили о ней подобно тому, как она вспоминает обо мне в перерывах между сессиями.

– Иногда я веду машину и начинаю паниковать по какому-то поводу, но потом словно слышу ваш голос, – объяснила она. – Я вспоминаю что-то из того, что вы сказали.

Я думаю о том, что проделываю то же с Уэнделлом – я пропускаю через себя цепочки его вопросов, его переформулирование ситуаций, его голос. Это настолько универсальное переживание, что готовность к терминации определяется отчасти по тому, всплывает ли в голове пациента голос психотерапевта, применяемый в конкретных ситуациях и, по сути, устраняющий необходимость в терапии. «Мне стало грустно, – может сказать пациент ближе к концу психотерапии, – но потом я вспомнил, то вы говорили в прошлом месяце». Мысленно я веду полноценные беседы с Уэнделлом, и Джулия делает то же самое со мной.