До этого я видел несколько картин Поллока, скорее всего в какой-нибудь книге, где о них рассказывалось непонятным искусствоведческим языком, но, только попав в студию, ощутил живую энергию его полотен, почувствовал бунтарскую красоту стиля дриппинга.
Студия вызывает подобные чувства у многих людей, и, заходя туда, многие не в силах сдержать эмоциональных возгласов. Экскурсовод назвал ее «священным местом» {16} . Мой товарищ Дэн Беласко, с которым мы пришли в этот музей, испытал такое же воодушевление и впоследствии стал экспертом по абстрактному экспрессионизму и куратором арт-галереи.
Сегодня он часто устраивает выставки коллег Поллока и утверждает, что это посещение музея-студии стало одной из причин, почему он решил посвятить жизнь искусству. Это «был куда более непосредственный и личный опыт знакомства с художником, чем обычные музейные экспозиции, — сказал он мне. — Посещение этой студии пробрало меня буквально до печенок».
Нашему мозгу сложно воспринимать абстракции. Мы любим все конкретное, материальное. Такие вещи проще понять. Одно дело — читать о том, как Поллок создавал некоторые из самых известных живописных работ XX века в старом сарае на Лонг-Айленде. И совсем другое — войти в этот самый сарай и увидеть синие следы Поллока на деревянном полу, как будто он вышел отсюда только вчера утром.
Это стремление к материальности оказывает огромное влияние практически на все наши мысли. Оно оставляет отпечаток на всем, что мы слышим, видим или думаем. Для примера можете вспомнить любую историю из жизни — и поймете, что рассказ становится куда более запоминающимся, если в нем присутствуют конкретные детали. Возьмем такую фразу:
«Медведь был очень крупным, с огромными лапами».
И сравним ее со следующей:
«Медведь был размером с Mini Cooper, а лапы — как бейсбольные перчатки».
Оба предложения описывают одного и того же медведя. Они примерно одной и той же длины. Но вторая фраза за счет конкретности описаний гораздо более выразительна. Наш мозг работает так, что медведь размером с Mini Cooper, у которого лапы похожи на бейсбольные перчатки, кажется нам куда более страшным, чем просто «крупный».
Это очень важно для обучения. Потому что усиление конкретности — это весьма действенный способ расширить знания. Создавая то, что можно понюхать, потрогать или увидеть, мы облегчаем понимание. На это есть несколько причин. Прежде всего для мозга очень большое значение имеет визуальная информация. Даже если вы не художник вроде Поллока, самые мощные связи у вас вызывает зрение.
Вспомните о «ментальных счетах» — математическом методе, о котором мы говорили в главе 1. Одна из причин его высокой эффективности в том, что для решения задач в нем используется визуализация. Представляя себе костяшки реальных счетов, люди с большей легкостью решают математические примеры.
Аналогичным образом, мы можем многое усвоить с помощью рисунка. Беря в руки карандаш и бумагу, чтобы что-то нарисовать, мы совершенствуем понимание, как обнаружил в своих исследованиях психолог Рич Мейер. Так, например, читая о движении тектонических плит, вы усвоите из текста больше, если нарисуете для себя картинки мантии и земной коры. В этом случае также активизируется память, и вы лучше запомните медведя размером с Mini Cooper, если попробуете его изобразить.
Но эффективность конкретики не ограничивается визуальными образами; следует помнить, что в процессе обучения задействуется все наше тело. Эмоции, чувства, даже осязание — все это подкрепляет наши знания. Обучение в буквальном смысле оказывается видом деятельности, и, задействуя в нем физическую сторону, люди получают больше знаний. Просто вспомните, что некоторые разновидности мелкой моторики {17} способны предсказать дальнейшие успехи в математике лучше, чем IQ.
Мы можем извлечь преимущество из этого аспекта обучения, а «проигрывание» идей способно положительно влиять на усвоение знаний. Если человек читает текст, а затем инсценирует его, то выносит из него гораздо больше, чем при обычном чтении, считает Мейер. Точно так же мы быстрее совершенствуем навыки, если используем симуляцию или ролевые игры; это помогает нам конкретизировать свои представления. Кроме того, именно этим объясняется, почему ментальная симуляция {18} повышает самоэффективность, как мы уже видели в главе 2 на примере горнолыжника. Мысленно представляя себе преодоление трассы, он смог улучшить результаты.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу