Барбара Тверски - Ум в движении [Как действие формирует мысль] [litres]

Опыт имеет значение. Знатоки птиц и знатоки машин намного лучше различают объекты в сфере своего знания, чем другие люди. Видимо, это неизбежно, что мы видим больше отличий в ближнем и знакомом и воспринимаем далекое и менее известное лишь в общих чертах. Тем не менее иногда бывает необходимо мыслить в общем, видеть широкие мазки, а не тонкие детали. Снова когнитивные компромиссы!

Когнитивная карта – старое понятие. Оно появилось в знаменитой работе [33] Работа вышла в 1948 г. Переведена на русский язык: Толмен Э. Ч. Когнитивные карты у крыс и людей // Общая психология. Тексты. Т. 1: Введение. Кн. 2. – М.: Когито-Центр, 2013. – С. 500–510. – Прим. ред. Эдварда Толмена о крысах: он показал, что, ища дорогу в лабиринте, крысы строят предположения о пространстве и, если у них есть возможность, срезают углы, как будто у них в мозге имеется похожая на карту репрезентация. Той же способностью обладал по меньшей мере один маленький ребенок, хотя и родился слепым [34] См. ссылки на работы, в которых описывается этот случай, в разделе «Библиография». – Прим. ред . . Складывается впечатление, что нечто, находящееся у людей в уме и использующееся для оценки расстояний и направлений или рисования карт, представляет собой умопостроение, собранное из кусочков, часто полученных в результате разных этапов жизненного опыта и вследствие обработки информации разного типа. Поскольку ум человека не знает результатов непосредственных измерений и не имеет – подобной карте – ментальной репрезентации мира, он собирает воедино всю информацию, релевантную в данном случае. Эта информация в общем полезна, но фрагментарна и приблизительна.

Многие города в Неваде находятся восточнее многих городов Калифорнии, но только не пара Рино/Сан-Диего. Соединенные Штаты в целом выровнены с Европой по оси «восток – запад», но Рим, расположенный на юге Европы, в действительности севернее Филадельфии, что на севере США. Область залива Сан-Франциско ближе к оси «север – юг», чем к оси «восток – запад», как и штат Калифорния, но материковый Стэнфорд оказывается западнее прибрежного Санта-Круза. Дом Пьера не может быть ближе к Эйфелевой башне, чем Эйфелева башня к дому Пьера. Эти прокси по большей части независимы, как и вытекающие из них ошибки. Именно в силу независимости ошибки могут нейтрализовать друг друга, поэтому рисование от руки карт большого числа пространственных отношений – один из способов повысить точность. Чем больше соблюдается ограничений, тем она выше.

В конечном счете все эти прокси – выравнивание, вращение, иерархическое мышление, принятие перспективы, использование пространственных ориентиров и др. – не могут быть реализованы в «евклидовой» карте. Вместо когнитивных карт ум, судя по всему, строит когнитивные коллажи.

Почему эти ошибки продолжают существовать? Потому что ум не способен измерить мир, следовательно, не имеет возможности исправить их; если же точность критически значима, мир измеряют. Измерения позволяют справиться со многими искажениями в естественных суждениях, не только в описанных выше, однако зачастую ошибки незначительны и не играют особой роли. Дело в том, что, когда нам действительно надо сориентироваться на местности, само окружение исправляет нас.

Даже будучи неполными, неточными, непоследовательными и искаженными, ментальные пространственные схемы играют важнейшую роль в нашей жизни и воображении. Они позволяют придумывать другие миры, которых мы не видели и никто не видел – вплоть до невозможных. Метафорические миры, где место заменяется любой сущностью или идеей, а дороги – отношениями между ними. Миры художественной литературы, изобразительного искусства, науки…

В этой главе мы проведем различие между репрезентацией мысли и трансформацией мысли, после чего проанализируем пространственные трансформации и их (многочисленные!) полезные следствия, а затем – наши пространственные способности и способы их развить.

От тела в мире мы переходим к уму. Мы наполнили ум (и мозг) тем, что важнее всего для нашей жизни: лицами, телами, объектами, сценами, событиями. Мы вывели их на сценическую площадку ума, где тот может использовать их, обдумывать, проигрывать, трансформировать. Когда актеры – объекты любого типа – находятся на сцене, мы можем играть с ними. Мы способны превращать их в символы в математике, слова в поэзии, частицы в физике, молекулы в химии, здания в квартале, танцоров на сцене. Менять их формы, размеры и свойства. Их местоположения и действия. Эта сцена – сцена воображения, и наши возможности на ней огромны.