Ольга Валяева - Предназначение быть мамой

Я ей верю. Она видела сотни, тысячи детей с аутизмом в различных вариантах и стадиях. Она знает, о чем говорит. И, хотя она лучший специалист в России, она признается, что даже она не могла бы достигнуть таких результатов.

Другой высококвалифицированный специалист также сказал нам, что это чудо и что такое невозможно, что ни один специалист такого бы не сделал. Аутиста можно натаскать на общение, можно научить нужным навыкам. Но заставить его хотеть жить и общаться — невозможно. А в нашем случае — это случилось.

Я не хочу хвастаться и не приписываю все заслуги нам. Наоборот, я хочу сказать, что мы ничего не сделали сами. Все терапии, которые мы пробовали, давали временный эффект или совершенно не тот результат, которого мы ожидали. В течение года Даня занимался от рассвета до заката и одним, и другим, и третьим. И прогресс был минимальным. А потом мы уехали в свое длительное путешествие, оставив все терапии и занятия в прошлом. Опасались отката и того, что ничего не изменится. Но он вдруг стал меняться на глазах. И сегодня это совсем другой человек.

Все это было бы невозможно, если бы мы при этом не молились. Я действительно уверена в том, что мы его вымолили. Когда мы первый раз приехали в Индию, во всех храмах, во всех святых местах я просила только одного. Моя мечта и моя боль были лишь про нашего старшего сына. Мы посетили много разных храмов, храмов разных традиций. Мы были и у Ксении Петербуржской, и у Матроны Московской, мы передавали записки со знакомыми на Стену плача в Израиле, мы регулярно заказывали службы за него. И все мои молитвы так или иначе были только о нем. Принимая омовения в святых водах, я молилась о его здоровье. Совершая благотворительность в том или ином виде — плоды мысленно отдавала ему. Желая всем счастья, опять же думала о нем.

В дни, когда на меня наваливалось разочарование, когда у него случались откаты, когда я уставала жить с особым ребенком, я снова молилась. Молилась, молилась, молилась. За него, о нем. Только это и давало мне успокоение. Только это восстанавливало мои силы. Ничего больше не помогало. А потом — однажды, во время молитвы, я поняла еще кое-что, очень важное для меня. От чего мне стало еще легче.

Когда я перестаю воспринимать своего ребенка — как своего, когда я понимаю, что он не просто личность со своими уроками и судьбой, но еще и дитя Бога, это многое меняет. Я уже не буду совершать сверхусилия, потому что это ничего не изменит. Я уже не буду жить так, словно я единственная надежда на его спасение — как бы этого ни хотелось моему эго. Я тогда могу расслабиться и позволить ему оставаться собой, просто жить и получать свой опыт. Я перестаю воспринимать его болезнь — как мой собственный крест, мое проклятие, мою карму, мой личный показатель «дефектности».

Я начинаю понимать, что есть тот, кто на самом деле всегда хранит его. В любых ситуациях именно он оберегает моего ребенка, а не я. Можно называть эту охраняющую силу — ангелом-хранителем, можно — просто Господом. Я лишь инструмент в Его руках, причем совсем не такой послушный, как хотелось бы. Я скальпель, который во время операции своевольничает, пытается самостоятельно руководить процессом и приписывать все заслуги себе. Вот только скальпель не видит картины в целом. Он видит лишь то, что непосредственно находится перед ним. Как же он тогда сделает операцию грамотно, не повредив ничего лишнего?

Вот так и я со своим постоянным желанием «что-то сделать с ребенком» совершаю миллионы лишних действий, которые иногда дают противоположный эффект. Потому что мне кажется, что я решаю, я помогаю, я делаю, от меня все зависит. Но как бы это ни было горько — от меня не зависит ничего. Ни его судьба, ни его будущее, ни его здоровье, ни его характер. Что тогда делать? Просто расслабиться и оставаться на своем месте: быть инструментом в руках Бога. Быть покорной тому, что происходит. Позволять всему происходить через меня.

Это не означает «сложить руки и ничего не делать». Я просто доверилась миру и перестала ребенка терзать всякими терапиями, теми же дельфинами или лошадями, логопедами, психологами. И понемногу он стал раскрываться. Он сам находил возможности делать то, что его организму необходимо.

Например, нам рекомендовали дыхательную гимнастику. Это очень полезно для мозга, но с такими детьми делается она часто насильно. Да что скрывать, почти все с ними делается насильно. Мы не смогли. Я обливалась слезами и забросила эту идею. Была еще идея научить его нырять — также насильно, — но и тут мое сердце не согласилось. И слава богу!