Владимир Круковер - Воспитание подростка

Мастера давно обнаружили этот сек-, но этологи только недавно поняли, в чем тут дело. А дело в том, что детям нравятся игрушки, несущие общие для многих животных признаки детеныша. Это не зайцы, псы, медведи, козлы, тигры, а зайчата, щенки, медвежата, козлята, тигрята. С ними можно играть, они любят играть. А со взрослыми играть нельзя, они играть не будут.

Опыты с животными показали, что многие из них узнают в показанной им модели детеныша по этим же признакам. Поэтому они узнают детенышей не только своего вида, но и многих чужих видов. Суровый пес терпеливо сносит заигрывание ребенка, козленка, гусенка потому, что пес не может обижать щенка. Мы тоже испытываем теплое чувство, жалость, умиление к детенышам с ярко выжженными детскими признаками. А виды, сохраняющие их всю жизнь, нам очень симпатичны.

Первое есть знание разумное, второе инстинктивное. Такая же двойственная реакция на модели живых объектов обнаружена у многих животных. Но не смейтесь над ними. Для разумного пришельца с иной планеты не меньшей загадкой было бы то, что взрослые люди в кино всерьез переживают заснятые на пленку надуманные события, давно сыгранные актерами (которые все живы-здоровы и сейчас заняты совсем другим). Сила искусства. Она не только в умении создать (лепкой, рисованием, игрой) модели, действующие сильнее, чем реалии, но и в нашей способности реагировать на модели как на реалии.

Ведь у них нет врожденных программ брахиации (перепрыгивания с ветки на ветку, раскачавшись на руках), а у нас эти программы наших предков сохранились. И один из загадочных мотивов снов почти у всех людей полет во сне. Полет брахиатора. И отсюда же ночные кошмары, воспроизводящие ощущение при падении в бездну, столь частый для брахиатора страх промахнуться и разбиться.

Мы вместе с обезьянами, в отличие от большинства животных, не имеем даже врожденной программы, позволяющей плавать, не обучаясь. И все знают, что темноты мы тоже боимся инстинктивно (как все дневные животные), а не в силу каких-то реальных опасностей, которых она для нас уже давно не таит ни в лесу, ни в пустом доме. Все животные наделены инстинктом самосохранения, страхом смерти программами, обеспечивающими узнавание главных, стандартных опасностей с первого предъявления. Для гусенка или индюшонка это летящий темные крест с укороченной передней перекладиной образ хищной птицы. У очень многих птиц и зверей врожденный образ хищника совы, кошачьих это овал с острыми ушами, круглыми, нацеленными на них глазами и оскаленными зубами.

Если маскировка не помогла и враг обнаружил сидящую на стволе дерева со сложенными крыльями бабочку, она распахивает крылья. И птица (да и мы с вами) на столь нужный для бабочки, чтобы улететь, миг парализована испугом.

Самый страшный хищник для наземных приматов и наших предков леопард. Его окраска желтая с черными пятнами самая яркая для нас, наиболее привлекающая наше внимание (это используют рекламе, в дорожных знаках). Вы едете ночью на машине, и в свете фар на обочине дороги вспыхнули два огонька глаза всего лишь кошки, но вы вздрагиваете. Как же вздрогнете вы, в упор наткнувшись ночью в лесу на два желтых горящих кружка с черными зрачками! Увидев днем в листве маску морду леопарда, учиться узнавать которую нам не нужно дети пугаются сразу.

Усиливая эти «хищные признаки» в облике животных, художники иллюстраторы и мультипликаторы создают потрясающие по воздействию образы кровожадных хищников.

Если их не даем мы, они придумывают их сами, то есть, по сути, сами устраивают для себя игровое обучение, чтобы узнавать хищников и проверять свои врожденные реакции на них. Эти хищники уже в Красной книге, давно они не едят людей, и самая большая опасность для детворы – транспорт, но наши врожденные программы о зверях, а не об автомашинах.