Владимир Леви - Охота За Мыслью

Наибольшее сходство в психике и психических нарушениях обнаруживают, естественно, однояйцевые близнецы, которые, как кто-то хорошо сказал, являются двумя стереотипными изданиями одного человека.

Картины сходства достаточно красноречивы.

У каждого есть свой «личный темп». Этот показатель определяется просто. Испытуемому предлагают стучать пальцами или кулаком по столу с той скоростью, какую он считает для себя естественной. Эта скорость, как выяснилось, довольно постоянна у каждого, где бы, когда и по какому поводу он ни стучал. Оказалось, что однояйцевые близнецы по скорости стука отличаются между собой не больше, чем каждый от самого себя в разное время. Это как будто мелочь, во всяком случае, чистая физиология. Но есть и совпадения других уровней. Известен случай, когда близнецы, ничего друг о друге не зная, примерно в одно время женились, развелись, в один год заболели психически и покончили жизнь самоубийством. Другие близнецы, жившие много лет порознь, в один год приобрели собак одинаковых пород и назвали их одинаковыми именами. Вряд ли это было чисто случайным совпадением.

Но вот и иное: у двух близнецов обнаружили почти полное совпадение по тестам на беззаботность, гибкость, решительность, настойчивость и так далее. Все совпало, и, судя по тестам, это должны были быть в высшей степени схожие в жизни люди. Оказалось, однако, что один из этих близнецов — положительный гражданин, занимает почетное положение в обществе, а другой — уголовник-рецидивист.

Мне пришлось наблюдать случай: одна из сестер-близнецов болела шизофренией, а другая страдала алкоголизмом и истерией. Жили они вместе, пока одна из сестер (вторая) не вышла замуж. До этого обе были здоровы и во всех отношениях удивительно схожи. Вскоре после замужества второй сестры у первой возник приступ шизофрении с бредом преследования; довольно быстро психоз привел ее к инвалидности. У замужней сестры истеричность и алкоголизм развивались исподволь. В конце концов она развелась с мужем. Се,-стры сохранили хорошие отношения, но психически отличались друг от друга все больше. Вторая трогательно заботилась о первой. Она пошла работать сестрой в психоневрологический диспансер, но наконец и ей пришлось лечь в психиатрическую больницу. Ей удалось помочь: она прекратила пить и смогла снова устроиться на работу. Состояние первой так и осталось без перемен.

Трудно сказать, что было бы, не выйди замуж одна из сестер. Но случай этот, как и многие другие, показывает, что в наследственность чаще всего переходит не сама психическая болезнь, а какая-то предрасположенность, что-то скрывающееся за болезнью и делающее ее появление более вероятным, чем у других. Это «что-то» может проявиться вовне в формах, которые психиатры ныне считают либо за одинаковые болезни, либо за совершенно различные; но может и вовсе не проявиться; лишь иногда промелькнет, как тень, даст легкую, едва уловимую окраску поведению или совсем ничего...

Генетическое «что-то» проявляется и во внешности. Если поработать в психиатрии хотя бы год-другой, непременно заметишь, что некоторые лица, вернее типы лиц, у больных как бы повторяются. Память бессознательно фиксирует эти повторения и потом проявляется в виде интуиции: встретишь, например, на улице человека и уже по лицу видишь, что это «то». И в самом деле, часто эти предположения оправдываются (я иногда даже специально себя проверял). Часто, но не всегда...

Одна знакомая врач-психиатр уверяла меня, что у больных шизофренией типичные волосы, и точно обрисовала какие (не выдам секрета). Я, действительно, часто убеждался в ее правоте. Но по крайней мере в одном случае она ошиблась.

Не приходится сомневаться, что люди рождаются психически неодинаковыми даже в одной семье. Но основной вопрос, видно, не в том, что играет главную роль — наследственность или среда, а в том, как происходят взаимодействия между ними. Эти взаимодействия не являются просто количественным сложением сил, они рождают какие-то новые качества.

Небольшими могут быть и различия в наследственных свойствах и в условиях жизни и воспитания. Но маленькой искры хватает, чтобы поджечь порох, легкой зазубрины довольно, чтобы ключ не открыл дверь, небольшой промашки достаточно, чтобы две руки так и не встретились в рукопожатии.

Маленький тамбур возле палаты. Мимо то и дело снует сухонький бормочущий старичок. Сейчас он опять подойдет и опять с тем же выражением и интонацией задаст тот же вопрос. Минуты две-три нужно, чтобы ситуация в его мозгу повторилась.