Ирвин Ялом - Шопенгауэр как лекарство

«Ну и пугало, — промелькнуло в голове у Джулиуса, но он тут же одернул себя: — Эта старуха не намного старше тебя. Вот что ждет тебя в будущем — бородавки, ходунки, инвалидное кресло». Когда старуха подошла ближе, он услышал ее ворчливый голос:

— Что это за магазины? Чем они здесь торгуют, хотела бы я знать?

— Не знаю, я здесь просто гуляю, — громко ответил Джулиус.

— А вас никто не спрашивал.

— С кем же вы говорите? Кроме нас, здесь, кажется, никого нет.

— Какая разница, что нет? Вас не спрашивают, я вам говорю.

— А кого же? — Джулиус приставил обе руки ко лбу и сделал вид, что осматривает пустынную улицу.

— Тебе-то какое дело? Бродят тут всякие, — пробурчала старуха и забряцала своими ходунками дальше.

Джулиус застыл на месте. На всякий случай осмотрелся, чтобы убедиться, что никто не видел этой сцены. Боже мой, подумал он, я совсем свихнулся — какого черта я вытворяю? Хорошо еще, что сегодня нет клиентов. Нет, беседы с Филипом Слейтом явно не идут мне на пользу.

В этот момент на него пахнуло упоительным ароматом кофе из распахнутых дверей «Старбакса». Один час с Филипом, решил он, стоит хорошей чашки двойного эспрессо. Внутри он устроился у окна и принялся рассматривать прохожих. Ни одной седой головы — ни в кафе, ни на улице. В свои шестьдесят пять он был здесь самым старым, старше других стариков, и, если принять во внимание его меланому, стремительно старел каждую минуту.

За стойкой две смазливые барменши флиртовали с посетителями. Такие девицы никогда не глядели в его сторону — ни раньше, в молодости, ни потом, когда он стал взрослее. Теперь уже его время никогда не наступит, и эти соблазнительные красотки с пышными бюстами никогда не взглянут на него и не спросят с застенчиво-кокетливой улыбкой: «Что-то давно тебя не видно. Как поживаешь?» Этого уже никогда не случится. Жизнь удивительно прямолинейна и всегда движется только в одну сторону.

Все, перестань, хватит себя жалеть. Не ты ли всегда поучал нытиков: не замыкайтесь в себе, учитесь видеть дальше собственного носа. Другого выхода нет — прав тот, кто умеет превращать дерьмо в конфетку. Может, стоит об этом написать? Завести личный дневник или блог? Или, чем черт не шутит — толкнуть статью в «Журнал Американской психиатрической ассоциации»: «Психиатр в борьбе со смертью». Или что-нибудь глубокомысленное — в «Санди Таймз». Он вполне мог бы это сделать. А может, даже замахнуться на книгу. «История одной кончины». Неплохая идея. Иногда достаточно взрывного названия, чтобы вещь пошла сама собой. Джулиус заказал эспрессо, вынул ручку и, подняв с пола бумажный пакет, аккуратно расправил его и нацарапал первые строчки, усмехаясь над скромными обстоятельствами рождения своей будущей великой книги.

Пятница, 2 ноября 1990 г. ДДД (День - Дело Дрянь) + 16

Какого черта я откопал Филипа Слейта? Нашел за кем гоняться. Как будто он может мне помочь. Это же было ясно с самого начала. Все, хватит. Какой из него терапевт? Курам на смех. Бесчувственный, самовлюбленный эгоист. Ведь я сказал ему по телефону, что у меня проблемы со здоровьем и поэтому я хочу встретиться - и что же? Он даже ни разу не спросил, как у меня дела. Даже руки не протянул. Холодный, бесчеловечный дикарь. Держится от меня на расстоянии. А я-то три года выкладывался ради этого типа.

Отдавал ему все, что мог. Все свои знания. Неблагодарный ублюдок.

Да, я знаю, что он ответит на это. Я даже слышу его занудный голос: «Это была сделка, доктор Хертцфельд: я платил деньги - вы предоставляли услуги. Я платил вам за каждую консультацию. Сделка закрыта, мы квиты, и я вам ничего не должен».

И потом прибавит: «Даже меньше, чем ничего, доктор Хертцфельд. Ведь вы остались в выигрыше — вы получили свои денежки, тогда как я не получил ничего».

Хуже всего то, что он прав. Он действительно не должен мне ничего. Я сам кричу на всех перекрестках, что психотерапия - это образ жизни, любовь, сострадание. Какое право я имею требовать от него чего-то, на что-то надеяться? Он все равно не способен дать мне то, что нужно.