Павел Ковалевский - Император Павел I

– Павел, прощай, ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте.

Затем шляпа сама собою поднялась, как будто бы он прикоснулся к ней; тогда мне удалось свободно рассмотреть его лицо. Я невольно отодвинулся, увидев орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришел в себя от удивления и страха, он уже исчез. На этом самом месте императрица сооружает знаменитый памятник, который изображает царя Петра на коне и вскоре сделается удивлением всей Европы. Но я же указал моей матери на это место, предугаданное заранее призраком. Я сохранил воспоминание о малейшей подробности этого видения и продолжаю утверждать, что это видение, а не сон, как желает уверять Куракин. Иной раз мне кажется, что все это еще совершается предо мною. Я возвращался во дворец изнеможденный, как бы после долгого пути, и с буквально отмороженным левым боком. Потребовалось несколько часов времени, чтобы отогреть меня в теплой постели, прикрытого одеялами».

Нужно к этому добавить, что, по свидетельству Порошина, еще в детстве Павел отличался беспокойными снами, кошмарами и едва ли не галлюцинациями.

Второе путешествие в Европу не осталось без влияния на впечатлительного великого князя. Страсть к милитаризму, укрепленная в Берлине в первую поездку, теперь нашла себе подругу в аристократическом увлечении, господствовавшем тогда в Европе, из этого отчасти впоследствии возросли идеи мальтийского рыцарства.

Теперь Павел жаждал одного – неограниченной власти. Он был крайне раздражен отстранением от престола, который, согласно обычаю посещенных им иностранных дворов, он считал принадлежащим ему по праву. Возвращение высоких путешественников не примирило враждующих. Рознь, неприязнь и глухая борьба возобновились во всей силе, тем более, что до императрицы не могли не дойти слухи об отзывах о ней великого князя.

Вскоре великий князь получил в подарок Гатчину, где со свойственным ему жаром принялся за устройство. Оставшись в тиши и погруженный в себя, он переживал все прошлое и создавал планы на будущее, имея в виду круто и радикально перевернуть все то, что существовало теперь. Особенное же внимание им обращено было на создание собственной, по прусскому образцу, армии, которая должна служить прообразом будущей русской армии. Это было повторение деяний Петра I, но в карикатурном виде. Его армия как бы служила протестом против существовавшей армии. Вообще князь не стеснялся открыто высказывать недовольство окружающим и своих мнений насчет современного управления государства и деяний императрицы. Все это доходило до императрицы и не могло способствовать добрым отношениям двух дворов. Особенно обострило эти отношения следующее обстоятельство.

В Россию приехал брат великой княгини – Фридрих. Императрица приняла его хорошо и определила на службу. Принц Фридрих был очень любим Марией Федоровной и великим князем, но вел себя очень неосторожно. Последствием было то, что его послали на службу в Финляндию. Принц, однако, здесь не угомонился, а начал культивировать мысль о государственном перевороте в пользу Павла, не без ведома Швеции. Нет ничего, однако, тайного, что бы не стало явным. Императрица узнала о замыслах. Фридриху предложено было проехаться за границу без особенной надежды на возвращение в Россию. Заступничество великого князя и княгини осталось без успеха, да и им самим даны были некоторые намеки.

Вскоре возгорелась война с Турцией и война со Швецией. Наследник очень просился принять участие в турецкой войне, императрица согласилась на его присутствие в армии, но не турецкой, а финляндской. Отправляясь на войну, Павел оставил завещание, в котором, между прочим, он решительно устраняет, в случае его смерти, от престола Марию Федоровну, с ее полного единомыслия, и назначает преемником старшего сына…

О том же в это время думала и императрица; только она решала этот вопрос даже в том случае, если Павел останется жив. Иначе нельзя. Екатерина сознавала всю неспособность Павла быть повелителем великой империи и опасность для государства иметь такого императора. Вот почему у нее являлась мысль после себя оставить императором своего внука Александра. Эта мысль больше и больше овладевала императрицей и побуждала ее к решению.

Нелегко было Марии Федоровне отпустить своего мужа на войну, тем более, что в это время она ожидала приращения семейства. Несомненно, она была ангелом-хранителем Павла, удерживая его от вспышек гнева, доходивших иногда до бешенства, и неосновательной подозрительности.