Пётр Лесгафт - Семейное воспитание ребенка и его значение

То же самое относится и к играм и физическим занятиям детей: они охотно сами строят и еще охотнее разрушают, чтобы понять, как построена попавшая им в руки вещь. Обыкновенно им дают уже готовые замысловатые игрушки, снабженные механизмом, пружинами и производящие различные движения, звуки и т. п., или дают приспособленные части и требуют, чтобы они составили из них определенные фигуры или постройки. Дети, понятно, сейчас же разрушают данные им вещи и стремятся отыскать причины замечаемых ими движений или звуков, а постройку или фигуру сделают только тогда, когда они уже подготовлены к этому на более простых формах, иначе требование окажется невыполнимым, оно только утомит их, и они затем всяким способом будут уклоняться от таких занятий. Вообще ребенку доставляет большое удовольствие, если он сам заметил и выяснил себе какое-либо явление и если его рассуждение оказывается действительно верным; точно так же доставляет ему наибольшее удовольствие то, что он сам сделал и чего достиг без указания других. Все это совершенно понятно: он разрешил то, что мог, или сделал то, что отвечало его силам, следовательно, трата, связанная с этой работой, соответствует накопившемуся материалу, работа поэтому должна доставить ему удовольствие. Требования же взрослых, напротив того, могут часто превышать уровень его умения и подготовки и вызывать трату, не соответствующую накопленному материалу; ясно, что для ребенка это будет сопровождаться страданием, отталкивающим его от такой работы. Достигнутый результат уже сам по себе возбуждает ребенка к продолжению работы и к отыскиванию новой, более сложной, и нет никакой нужды еще усиливать эти естественные стимулы похвалой, отличием или какой-либо наградой — это может только повредить ребенку.

На деле оказывается, что если не давать ребенку покоя регламентациями, ограничивать его рассуждения и действия, то получится в результате один из забитых типов, а именно или мягкий, или злостный забитый, смотря по тому, окружали ребенка лаской и бессмысленной предупредительностью или преследовали его, принуждая строгостью и наказаниями делать то, чего от него требовали, причем не принимались в расчет силы и возможность для ребенка исполнить эти требования. В последнем случае впечатлительность ребенка угнетается, и он впадает в апатию, из которой его могут вывести только более сильные возбуждения, а кроме того, он озлобляется, ибо признает применяемые к нему меры несправедливыми, так как он на деле успел убедиться, что у него не хватило бы ни сил, ни умения выполнить то, что от него требовалось. Вследствие этого он всегда очень подозрительно относится ко всякому новому требованию и всегда отказывается или отговаривается от его исполнения, так как из опыта уже знает, что всякая его неудача приведет к насильственным мерам, сильно его угнетающим. Наказание за совершенный произвол ничем не обоснованное и, с точки зрения ребенка, несправедливое насилие. В первом случае только понизится впечатлительность наказанного, а в последнем случае принуждение вызовет у него целую бурю негодования и резких действий, озлобит и оттолкнет от мучителя.

При нормальных условиях не может быть и речи о наказаниях или каких-либо принудительных мерах. Весьма распространенное мнение, что ребенок врожденно зол, ленив, капризен и вообще дурен, пока не коснулось его воспитание, совершенно неверно и несправедливо. Если наблюдать и изучать детей до пятилетнего возраста

, то даже трудно становится понять, как могло установиться такое мнение. Происходит оно, видимо, оттого, что человек всегда стремится отыскивать вне себя всякую невыгодную или неблагоприятную причину своих действий. Он поступает часто кое-как, наскоро и не думает о последствиях своих действий, а если эти последствия обнаруживаются невыгодным образом, то виноват ребенок, с которого взыскивают и которого за это преследуют. Кант в своей «Антропологии» приводит, что Зульцер, директор школ в Силезии, на вопрос Фридриха 2-го о характере человеческого рода ответил: «С тех пор, как стали придерживаться основного положения (Руссо), что человек по своей природе хорош, дело идет лучше». Собственно говоря, у ребенка нет врожденных типичных качеств и врожденного характера; у него можно заметить только степень и продолжительность его возбудимости; последняя может быть быстрой или медленной, сильной или слабой, и эти проявления его темперамента обыкновенно принимают за выражение типа и характера ребенка. В быстрых и резких движениях ребенка, зависящих от более сильного возбуждения, видят выражение его злости, в медленных и слабых движениях — лень. Это совершенно неверно, и эти явления необходимо строго различать, тогда и нельзя будет говорить о врожденной злости, лени и вообще о врожденных дурных качествах ребенка. Они появляются только по мере развития сознательной деятельности ребенка и зависят от неблагоприятных условий, обыкновенно создаваемых взрослыми. Чем мягче и осторожнее обращаются с ребенком, чем большей разумной добротой и любовью он окружен, тем более мягкими любящим человеком он является, тем о большей впечатлительностью он относится ко всему окружающему и тем более он приучается руководствоваться правдой во всех своих помышлениях и действиях. Нравственные качества ребенка составляют действительное наследие среды, в которой он провел первые годы своей жизни; это наследие окружающих прививается по мере развития сознания ребенка, как и его речь, способ выражения, привычки, обычаи и т. д.