Малкольм Гладуэлл - Озарение [Версия с таблицами]

«Какое-то время все шло так плохо, что я даже испугался, — говорит Браден. — Я был просто в ужасе. Ведь там играли профессионалы, у которых почти не бывает двойных промахов».

Сейчас Вику Брадену за семьдесят. В молодости он был теннисистом мирового класса, а последние пятьдесят лет тренировал, консультировал и, естественно, знал лично многих величайших профессионалов. Это невысокий, по-юношески энергичный человек, и, если вы спросите о нем кого-нибудь из мира тенниса, вам скажут, что Вик Браден знает об этой игре столько, сколько может знать человек, которого называют живой легендой. Поэтому неудивительно, что Вик Браден может с одного взгляда оценить подачу, как любой настоящий искусствовед в первую же секунду может понять, что курос Гетти — подделка. Что-то в движениях теннисиста, в том, как он подбрасывает мяч, в направлении удара запускает у Брадена механизм подсознания, который мгновенно улавливает двойной промах. Вик делает тонкий срез какого-то фрагмента движения при подаче, и… приходит озарение! — он уже знает. Но, к большому разочарованию Брадена, он не может понять, как он это узнает.

«Что я такого вижу? — спрашивает он. — Я часто лежу без сна и пытаюсь понять, как мне это удается. И не могу! Это сводит меня с ума, мучает. Я снова и снова прокручиваю подачу в уме и все пытаюсь докопаться до истины. Они спотыкаются? Делают лишний шаг? Закручивают мяч? Меняется ли что-то в их моторике?»

Предпосылки, которые Браден использует для своих прогнозов, скрыты, по всей видимости, где-то в его подсознании, и он не может извлечь их оттуда.

Это второй важный факт, относящийся к мыслям и решениям, приходящим из бессознательного. Мгновенные выводы основываются на тончайших срезах опыта восприятия. Но они относятся к бессознательному. В карточном эксперименте в Айове игроки начинали избегать опасных красных колод задолго до того, как осознавали, что надо делать. Сознанию потребовалось еще семьдесят карт, чтобы понять наконец, что происходит. Когда Эвелин Харрисон, Томас Ховинг и греческие эксперты впервые увидели курос, они сразу почувствовали неприятие. Им на ум быстро пришли соответствующие слова. Помните, Эвелин Харрисон сказала: «Мне жаль это слышать»? Но в тот момент, когда возникли первые сомнения, все они были еще далеки от того, чтобы суметь обосновать свои ощущения. Томас Ховинг беседовал со многими опытными искусствоведами, и все они описывали момент установления подлинности или поддельности предмета искусства как чрезвычайно впечатляющий процесс. Томас Ховинг говорил, что все они чувствуют вроде «мозгового вихря, когда при взгляде на произведение искусства поток визуальных фактов буквально заполняет их мозг. Один эксперт по подделкам описывает это так, будто его глаза и чувства становятся стайкой колибри, которые мечутся над поверхностью произведения искусства. Через минуты, а то и секунды, он отмечает для себя массу признаков, которые предостерегают: „Берегись!“»

Вот что рассказывает Томас Ховинг об искусствоведе Бернарде Беренсоне:

«Он иногда разочаровывает коллег своей неспособностью объяснить, как ему удается столь отчетливо видеть все мельчайшие недочеты произведения, выдающие неумелую реставрацию или подделку. На одном из судебных слушаний Беренсон просто-напросто заявил, что у него возникло нехорошее ощущение в желудке, в ушах как-то странно зазвенело, настроение испортилось. Или он говорит, что чувствует головокружение и слабость. Это трудно назвать научным выводом. Но это все, что он может сказать».

Мгновенные решения и быстрое познание происходят за «закрытой дверью». Вик Браден пытался заглянуть за эту дверь. Он мучался бессонницей, стараясь понять, какой момент в теннисной подаче говорит о неизбежности двойного промаха, но у него так ничего и не вышло.

Нам трудно смириться с тем, что дверь заперта. Одно дело признать огромную силу мгновенных суждений и тонких срезов, и совершенно другое — довериться чему-то совершенно необъяснимому. Сын инвестора-миллиардера Джорджа Сороса рассказывает:

«Мой отец подробно рассказывал нам об экономических теориях, пытаясь объяснить, почему он поступает так или иначе… Но я помню, как еще мальчишкой не сомневался в том, что по крайней мере половина этого — ерунда. То есть мы-то знали, что решения о смене позиции на рынке и так далее принимались после того, как у него начинала болеть спина. У него были настоящие спазмы, это и служило сигналом».