Леонид Кроль - Человек-оркестр - микроструктура общения

На этом круге «зеркало» приобретает несколько новых качеств. Так, оно становится отсроченным: впитав в течение предшествующих серий самые разные особенности N, «зеркало» реализует свою способность запоминать и возвращать запомнившееся. Во-вторых, оно теряет свою слаженность, синхронность: каждый вспоминает или представляет себе плечи N по-своему, при этом N получает десяток даже не портретов, а одновременно показываемых «фильмов» про свои плечи. Конечно, для того, чтобы это действительно были десять разных «фильмов», то есть чтобы участники в этот момент соотносились только со своей пластической памятью и полагались на себя, необходима вся предшествующая подготовка.

В ней, включая и ее «дозеркальные» ряды, накапливаются некоторые существенные особенности взаимодействия: группа постепенно привыкает к продолжительной работе на уровне части тела, у которой как бы нет разработанной выразительности; движение без предсказуемого внешнего результата начинает доставлять удовольствие. Когда на глазах рождается целый поток явно разных, но не называемых, не комментируемых, не оцениваемых движений, возникает настоящая, а не декларативная безоценочность. Постепенная концентрация на конкретной области позволяет в течение довольно длительного времени пользоваться «ее языком», не утомляясь и не иссякая. Появляются пластические отражения уже не только внешних, «характерных» штрихов, но и не видимых постороннему наблюдателю глубинных особенностей.

В каком-то смысле так построенная работа с отдельным коммуникативным каналом является серией «чудес»: там, где на первый взгляд находилось что-то одно (одно движение, например) или вообще ничего не находилось, оказывается возможным рассмотреть целый спектр переходящих друг в друга проявлений, свой микромир. Мы «достаем» из части тела ее скрытые возможности, как фокусник – бесконечные платки из цилиндра. Чтобы все происходившее не исчезло для участников бесследно, не оказалось только «фокусом», важны условия, в которых может припомниться, соотнестись и как бы «отстояться» все полученное. Последняя описанная серия, в частности, обладает таким свойством памяти: каждому человеку его живое «зеркало» возвращает разные грани всего, что с ним происходило.

Возможен еще один «виток» занятия, также усиливающий свойство групповой памяти, но выводящий ее из пластического мира в мир слов: предлагается «по горячим следам» дать по 5–6 ассоциативных определений, относящихся к плечам каждого. В этих ассоциациях отражаются не только отличия одних плеч от других, но и воспроизводятся их множественные состояния для одного человека: он получает 50–60 определений, служащих связкой между миром смутных, безымянных проявлений и того, что уже можно назвать, описать, выразить словом. Тем самым снова подтверждается «право на жизнь» мелочей пластического почерка, во многом определяющих оттенки восприятия. Так с помощью других средств (словесных ассоциаций в данном случае) проявляется способность «зеркала» добывать новое знание, не отходя от той «натуры», которая перед ним, а внутри ее, всматриваясь и углубляясь.

Наш опыт проведения занятий с разными группами показывает, что двигательная разработка облегчает и «освежает» ассоциативное мышление, а ассоциирование, в свою очередь, закрепляет новое в движении.

Ассоциативное описание может предлагаться по-разному. Иногда бывает продуктивнее использовать не прилагательные, а глаголы, причем недостающие выдумываются тут же, сходу.

Симпатичным примером может послужить описание манеры шевелить плечами человека, который, по словам одной из участниц его группы, «бычится», «бучится» и «бочится». «Бык», «бука» и «боком» очевидны, сходство с глаголами типа «тужиться» и «пыжиться» – тоже. Интересно также звуковое подобие всех трех слов, которое в этом случае отражало изрядную монотонность поведения того, о ком шла речь, – застревающий, «буксующий» характер его пластики. (Надо ли говорить, что не только пластики?!)

В каких-то случаях ассоциации даются в еще более игровом ключе – так мы обычно делаем тогда, когда от работы с отдельными бусинками-штрихами приближаемся к «нитке», то есть, говоря наукообразно и маловразумительно, к пластическому и темпоритмическому инварианту индивидуального коммуникативного почерка. Тогда речь идет об описании всего человека, но под определенным углом, вызывающим образы разных его «ипостасей». Например, предлагается подробно описать каждого как ландшафт, или детскую игрушку, или дом – вариантов ассоциативных задач множество. Связь с «бессловесной» частью занятия, конечно, есть всегда – хотя не обязательно прямая. В ассоциативных «входах» мы стараемся избежать всего того, что может подтолкнуть к мышлению «готовыми блоками», пусть даже и очень выразительными (например, никогда не ассоциируем с книгами или фильмами), потому что важно сохранить близкую связь порождаемых образов с непосредственно воспринимаемыми, «фактурными» свойствами человека и не ускорять появление обобщений, до поры до времени довольно поверхностных.