Леонид Кроль - Человек-оркестр - микроструктура общения

Сама мысль об участии тела в общении, особенно деловом, часто воспринимается как несколько экзотическая и даже не совсем приличная. Тело большинства людей так запущено, заброшено, ему отводятся такие невыигрышные роли: быть «начинкой» одежды (к которой проявляют гораздо больше внимания), отправлять естественные функции, служить источником беспокойства о физическом здоровье, лишнем весе и т. п., постоянно подвергаться критическому сравнению с принятыми на сегодняшний день эталонами, в лучшем случае – получать небольшие порции дополнительных радостей от спорта, танцев, морской воды или банного веника…

Даже люди, обладающие изрядным опытом общения и в этом весьма преуспевшие, часто ведут себя в отношении собственного тела так, как будто это реквизит фотографа (джигит в черкеске на фоне Кавказских гор и прорезь для лица клиента или еще что-нибудь, столь же статичное и «костюмное»). Выразительность, подвижность, много ее или мало, концентрируется в лице, отчасти – в кистях рук, а все прочее как бы «вымирает». Но только «как бы»… «Не было незначительных, ничтожных частей тела: они жили. Жизнь стояла на лицах, как на циферблатах, легко читаемая, вся целиком показывающая время, – в телах она была более разрозненной, более великой, таинственной и вечной. Здесь она не притворялась, здесь она шла, у небрежных – небрежная, у гордых – гордая; сходя со сцены лица, она снимала маску и стояла, как была, за кулисами одежды». Это Рильке пишет о Родене. Проблема та же, но какое уважение, какая серьезная, творческая любовь к этому «заброшенному телу»; не разоблачение, но открытие…

В обыденном общении тело часто невольно рассматривается как «подставка для головы» – а ведь оно на самом деле никуда не девается и продолжает жить своей жизнью, только – в наказание за невнимание и небрежение – эта непризнанная жизнь довольно коварна, а для заинтересованного наблюдателя особенно дорога тем, что не контролируется сознанием и, стало быть, может предоставить такую информацию, которую впрямую не получить. Зигмунд Фрейд предупреждает: «Ибо имеющий глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, может убедиться: ни один смертный не способен сохранить ничего в секрете. Если запечатаны его уста, проболтаются кончики пальцев, и измена просочится сквозь малейшие поры его тела».

Что «говорят» глаза или даже кончики пальцев – не новость; но именно в силу меньшей «подотчетности» в роли доносчика скорее выступит колено, спина или… ну, скажем, спина, утратившая свое гордое название. Последнее утверждение вполне буквально и вовсе не преувеличено.

Обратите внимание на то, как по-разному усаживаются на стуле человек, предвкушающий приятную неторопливую беседу и, скажем, раздраженный посетитель, пришедший куда-нибудь «качать права» и принимающий предложение сесть почти с неохотой; первый устраивается в два-три приема; умащивается, добавляя себе удобства каждым перемещением на стуле; мышцы его бедер и ягодиц не напряжены, посадка глубокая, центр тяжести находится довольно низко, вся поза рассчитана на продолжительное существование без дискомфорта и, возможно, без изменений («век бы так сидел»). Все это «сигналит» и самому сидящему, и партнеру по общению о том, что времени впереди достаточно, а никаких неприятных неожиданностей не предполагается. Второй садится жестко, как бы не доверяя этому стулу всего своего веса и сохраняя некоторое напряжение в ногах и той части тела, которой посвящен пример. Если предложение сесть действительно принято с неохотой, настороженно, то несловесное сообщение может быть переведено примерно следующим образом: я, так и быть, сяду, но бдительности не теряю, не надейтесь: вы меня не расслабите своей любезностью.

Кстати, для создания атмосферы внимательного слушания, при котором партнера обычно не торопят, обязательно нужно самому сидеть удобно – походить больше на первый описанный вариант, чем на второй. По незначительным косвенным признакам, наблюдаемым даже у человека, наглухо скрытого массивным столом чуть ли не до ушей, сидение «на краешке» или «на иголках» прекрасно распознается. Поэтому не удивительно, что в список поведенческих проявлений, помогающих создать в момент общения доброжелательную, спокойную атмосферу, в некоторых руководствах включается такое, на первый взгляд, экзотическое условие, как «свободный, мышечно не закрепощенный таз».

Про человека, который посреди благодушного, непринужденного общения и по контрасту со своим покоем и уверенностью неожиданно застигнут сообщением, резко меняющим его роль, ситуацию, общую атмосферу, не зря говорят: «он так и подскочил на стуле». Если рассмотреть этот «подскок» крупным планом, то, скорее всего, окажется, что маленькое, но резкое движение сидящего вверх выполняется, прежде всего, мышцами ягодиц: «не рассиживаться, собраться, мало ли что». Другой часто встречающийся эквивалент дискомфорта с оттенком, скорее, безысходного раздражения – неосознанное покачивание на стуле; бывает оно и в совершенно «конспиративном» варианте, когда в нестерпимо скучной и неприятной ситуации (заседание, совещание, пятиминутка, планерка и другие учрежденческие пытки) сидящий слушатель-жертва время от времени напрягает мышцы бедер и ягодиц, как бы собираясь встать, то есть мышечно опережая желанный финал, репетируя его.