Леонид Кроль - Человек-оркестр - микроструктура общения

В частности, любопытно бывает понаблюдать, насколько организованное кем-то пространство общения и сопутствующие физические обстоятельства принимаются другими участниками взаимодействия и как они решают микропроблемы этого плана. Иногда можно видеть чье-то отчетливое нежелание «тонуть» и «расплываться» в мягком кресле – по тем или иным причинам человек удерживает более высокое и выпрямленное положение, допускающее большую свободу «углового маневра», и, кроме того, потенциальную возможность быстро уйти из ситуации.

Другим примером может служить привычка некоторых людей обязательно переставить любой стул, прежде чем сесть: это может никак не быть связанным с расстоянием до партнера по общению и физическим комфортом, а играть, скорее, роль своеобразного маленького ритуала освоения нейтрального или чужого пространства, его символической организации «для себя». С этой точки зрения становится психологически понятным поведение любезного хозяина, собственноручно усаживающего гостя: здесь дело, конечно, не в пустяковом усилии, затрачиваемом на перемещение стула. Смысл сообщения – «я организую это пространство для Вас».

Фотографии пантомимических занятий с использованием «рабочей маски мима» производят немного жутковатое впечатление – что ни говори, а «без лица» человек выглядит нехорошо. Внимание и интерес к человеческому лицу, этой «самой занимательной поверхности на Земле», почти так же старо, как сам человек; веками за чертами и выражением лица прослеживали связь с характером, судьбой (можно было бы сказать: с характером – и, следовательно, судьбой).

Достаточно упомянуть, что одна из первых физиогномических систем появилась в Китае примерно в третьем веке до нашей эры и разрабатывается до сих пор. Китайцы делят лицо на три горизонтальные зоны, каждой из которых приписывается особое значение в определенном возрасте. Так, верхняя зона, от волос до бровей, интерпретируется как указывающая на интеллектуальные возможности и условия жизни в детстве; средняя зона (от бровей до кончика носа) – связывается с подвижностью духа, силой личности, самоконтролем и особенно важна от тридцати пяти до пятидесяти лет; низ лица определяет способность к привязанностям и вероятность успеха в жизни, лучше всего эта зона читается у пожилых людей. В китайской физиогномике сложились весьма строгие каноны – так, для определения сочетания черт лица есть специальные карты, число которых колеблется от 111 до 130, в зависимости от школы, к которой принадлежит физигномист.

В Европе физиогномические системы, как и многое другое, появились позже и тоже благополучно дожили до нынешнего века – кстати, цитированная выше работа И.А.Сикорского носит название «Основы теоретической и клинической психиатрии с началами физиогномики». В самой возможности через черты лица заглянуть в характер, прошлое и будущее человека заключено, конечно, что-то очень притягательное. Но, видимо, именно не всегда состоятельная претензия на объяснение сложного через простое побудила того же Г.КЛихтенберга сказать о знаменитой физиогномике Лафатера: «По-моему, эта теория представляет в психологии то же, что и весьма интересная теория в физике, объясняющая свет северного сияния блеском чешуи селедок».

Физигномические стереотипы, слившись с житейскими, породили целый набор всем известных расхожих интерпретаций внешности: полные губы непременно означают чувственность, высокий лоб – столь же высокий интеллект и т. д. и т. п. Ко всему этому трудно относиться серьезно, и все же каждый знает, что в лице отражается внутренний мир человека. В своих ежедневных наблюдениях и практических выводах из этих наблюдений мы в гораздо большей степени полагаемся не на анатомические соотношения как таковые, а на интерпретацию живых проявлений внутреннего состояния или отношения к чему-либо в мимике человека. При этом для наблюдательного партнера важны не только внятные и определенные «выражения лица», но и следы контролирующих самовоздействий, частичные и мгновенные реакции, рассогласования в «поведении» отдельных частей лица. Более того, в сфьрмировавшемся мимическом почерке всегда представлены не только реакции момента, но также наслоения характерных, преобладающих реакций, день за днем отпечатывающихся в лице. Разные лица одного и того же человека чем-то связаны, объединены и «проглядывают» сквозь сиюминутное выражение – но лишь для проницательного наблюдателя, не довольствующегося очевидным впечатлением. Как заметил Ф.М. Достоевский, «фотографические снимки чрезвычайно редко бывают похожими, и это понятно. Сам оригинал, то есть каждый из нас, чрезвычайно редко бывает похож на себя. В редкие только мгновения человеческое лицо выражает главную свою, свою самую характерную мысль. Художник изучает лицо и угадывает эту главную мысль лица, хотя бы в тот момент, когда он описывает, и не было ее вовсе на лице».