Джен Синсеро - НИ СЫ. Восточная мудрость, которая гласит - будь уверен в своих силах и не позволяй сомнениям мешать тебе двигаться вперед

Когда я решила бросить курить, но играла с мыслями: «Ну, какой вред будет от одной разнесчастной маленькой сигаретки?», все шло коту под хвост. Наше решение должно быть абсолютно герметичным: отговорки умеют просачиваться в любые трещинки в нашей решимости – не успеешь оглянуться, как сядешь в ту же лужу.

Решения это тебе не продавец на рынке, с ними не торгуются.

Старый ты – тот, который еще не решил быть крутым, – остается в прошлом. Пребывай в настоящем – и даже на миг не допускай мысли об отступлении. Думай только о новом себе.

Смысл решения – перестать тратить время и двигаться вперед, а не тратить время на выяснение, где тут черный выход. Мне помогало думать вот так: я не собираюсь идти домой и торговаться с собой насчет одной дозы конского транквилизатора. Я не употребляю конские транквилизаторы. Теперь, когда я не курю, я не собираюсь обсуждать свое курение, потому что я не курю.

Когда-то я работала в журнале для предпринимателей, где моей обязанностью было брать интервью у весьма успешных владельцев бизнеса. Всякий раз, как я спрашивала их, в чем секрет их успеха, подавляющее большинство отвечали: в стойкости. В том, чтобы быть последним защитником. Изнурять борьбой свои препятствия, отговорки, страхи и сомнения, пока они наконец не воскликнут: «Ты? Опять? Господи, ладно, твоя взяла – а теперь убирайся с глаз моих».

Рождение мечты – это… роды. Зачатие идеи – приятная часть, потом переживаешь безумное количество страхов, возбуждения, мечтаний, планирования, тошноты, роста, мыслей о том, что ты сошла с ума, и мыслей о том, что ты великолепна, и растягивания, и изменения формы – пока не станешь практически неузнаваемой для всех, даже для себя. По ходу дела ты убираешь за собой рвоту, массируешь ноющую спину и извиняешься перед всеми людьми, которым оторвала головы в приступе гормональной страсти к человекоубийству; но держишься до конца, потому что знаешь, что твой ребенок станет настоящей бомбой. Потом, наконец, когда ты уже видишь свет в конце туннеля, начинаются роды. Внутренности извиваются, сжимаются и заставляют тебя, пошатываясь, бродить, согнувшись буквой «зю», а ты дышишь, молишься, ругаешься – и вот, когда ты думаешь, что хуже и больнее уже быть не может, младенческая головка протискивается сквозь крохотную дырочку в твоем теле .

И свершается чудо.

Чтобы измениться и начать жить новой жизнью, нужно иметь веру в чудеса и в самого себя. Веру, которая больше, чем страх. Каким бы легким или трудным ни был процесс рождения, ты должен быть готов падать, вставать, выглядеть дураком, плакать, смеяться, устраивать хаос, но не останавливаться, пока не дойдешь до цели. Во что бы то ни стало.

Тебе доступно все.

Много лет назад Лос-Анджелес потряс удар безжалостной ливневой бури, подобных которой я в жизни не видела. Казалось, что лило сорок дней и сорок ночей без остановки. Реки вышли из берегов. Дома сползали по склонам холмов. В самом озабоченном имиджем городе мира царил хаос взлохмаченных причесок.

Это был такой дождь, в какой не захочешь ехать никуда и ни в чем, а не только в 23-летнем убитом кабриолете с текущей крышей, без печки, с задним стеклом на изоленте и передним колесом, спускающим раз в три дня.

Я долго искала новую машину и не могла найти ничего такого, что мне понравилось бы или что я могла себе позволить. Но, сидя в луже, скопившейся в салоне, подложив на сиденье под задницу мешок для мусора и заткнув щель в дверце старой футболкой, чтобы свести протечку к минимуму, я подумала, что, наверное, следовало бы ускорить поиски.

В то время у меня не то чтобы денег куры не клевали, но был собственный бизнес, который я пыталась развивать. Проблема была в том, что хоть я и чувствовала, что застряла на определенном этапе, с которого хотелось сдвинуться, но я боялась, что если подниму цены, то потеряю всех клиентов. И самоуважение. Или что меня станут называть жадной свиньей. Или мошенницей. Я также боялась, что если пойду ва-банк и расширю бизнес, то не смогу с ним управиться. И придется нанимать кучу людей, тратить время на занятия тем, что я терпеть не могу, а я буду так занята, что не смогу никуда ездить, а скукожусь и умру, прикованная к компьютеру, и все удовольствие и свобода сделают мне ручкой в зеркальце заднего вида, и я их больше никогда не увижу – и бла-бла-бла … Я могла бы исписать еще четыре страницы, объясняя, почему я прозябала там, где была; но достаточно сказать, что, в сущности, я играла на уровне человека, который ездит в машине, подобной той, в которой ездила я.